Анатолий Афанасьев - Мимо денег

— Шестьдесят пять… На пенсию нынче не проживешь, а это так… Старуха сильно хворает, на лекарства подрабатываю.

В салоне завоняло уже не только потом.

— Раньше кем был, до пенсии?

— По-всякому… Пятьдесят лет на производстве… Вам если угодно деньжат… Вот есть сотни полторы. С обеда гоняю. Пожалуйста, берите.

— Эх, мужик, мужик… — вздохнул Корин. — Что же с тобой делать? За вранье надо наказывать, сам, наверное, ребятишек учишь. Внуки есть у тебя?

— А как же? Двое: Сема и Манечка. У ней именины завтра. Четыре годика. Хотел велосипед подарить.

— Теперь уж, похоже, не подаришь. Отдарился, дед.

Не выдержав напряжения, водитель ринулся на волю, с неожиданной сноровкой отворил боковую дверцу и уже соскользнул одной ногой, но это было все, что он успел. Корин рванул его назад и пару раз стукнул башкой о баранку с такой силой, что хрустнула то ли кость, то ли пластик. Водитель обмяк и затих, обвалился на сиденье.

Корин вылез из машины и вытащил старика наружу. На руках отнес к мусорному баку и положил на землю. Пусть отдыхает. На пьяных и покойников в Москве давно никто не обращает внимания, вполне может и день, и два посмердеть.

Потом сел за руль и отогнал машину на соседнюю улицу, на ту самую, где жила Анечка Берестова. Живет ли теперь, вот в чем вопрос. Корин пока не ощущал ее близкого присутствия.

Подъезд был снабжен кодом, и он потратил несколько минут, тыкая наугад в кнопки, пока не открыл. Поднялся на третий этаж и позвонил в знакомую дверь, обитую коричневым потертым дерматином. Дверь действительно была знакомой, хотя он ни разу не приходил к Анеку домой, это тоже похоже на чудо. Его привел сюда рок.

Пришлось звонить три раза, пока внутри не началось шевеление.

— Кто там? Чего надо? — прозвучал мужской раздраженный голос.

— По делу. Откройте, пожалуйста.

— По какому делу?

— По коммерческому. По какому еще? Хорошее предложение.

Сообразовавшись с дверным «глазком», Корин нагнул голову, чтобы выглядеть просто сильно бородатым мужчиной. Но того, кто стоял за дверью (вероятно, отец Анека), это не обмануло. Корин услышал ехидный совет:

— Сходи сперва в парикмахерскую, коммерсант.

Корин понимал, что если не войдет, то придется ждать до утра, а это очень долго. И потом — его время ночь, а не день.

— Позови Аню, папаша, — попросил. — Она меня знает.

Для невидимого собеседника эти слова прозвучали как «Сезам, откройся!». Дверь мгновенно распахнулась во всю ширь, и перед Кориным предстал невысокий, коренастый мужчина в трусах и майке, что характерно, тоже похожий на обезьяну: с опухшей будкой, небритый, с шерстью на груди — ну будто родственник. В руке он держал для острастки небольшой плотницкий топорик — надежное оружие мастерового. На Корина смотрел, прищурив для верности один глаз, вторым излучая небесное сияние.

— Зачем тебе Аня?

— Одноклассники мы. Учились вместе.

— Врешь! Аньке четвертак, а ты, поди, мой ровесник.

— Я из экспедиции, — нашелся Корин. — Год в тайге без роздыху. Малость и оброс.

— Ага, — удовлетворенно кивнул мужчина. — Значит, ходку сделал. На это похоже. Ишь как от тебя, братец, говнецом тянет.

— Может, впустите?

— Зачем? Какие у тебя могут быть с Аней общие интересы?

Для Корина не составляло труда отобрать у допросчика топорик и войти, но он медлил. Анекин папаня смотрел на него в упор диким, похмельным глазом, не выказывая и тени страха. Удивительно! Родич?

— Долгий разговор, — сказал он. — Не на пороге же базарить.

— Тоже верно, — согласился хозяин и вдруг воровато оглянулся. — Однако для хорошего разговора требуется нормальное обеспечение. У тебя есть с собой?

— С собой нету.

— Так слетай. Ночная палатка за углом.

Корин колебался лишь мгновение.

— Хорошо. Я мигом.

Через пять минут вернулся с запасом — две бутылки белой и ящик пива. Он уже твердо знал, что Анека нет в квартире, и настроился на выяснение адреса. Скорее всего это будет нетрудно.

Хозяин ждал его в дверях, как будто и не сдвинулся с места. При виде ящика и бутылок у него с негромким щелчком открылся второй глаз.

— Молодец! Вижу, правильный человек. Проходи.

Уселись на кухне, и хозяин предупредил, что надо вести себя тихо, иначе проснется Валентина и подымет хай.

— Тебя как зовут, служивый?

— Эдуард.

— А меня Григорий Серафимович. Длинно, да? Зови дядей Гришей, не обижусь. Наливай!

Корин пить опасался, не знал, какое действие произведет спиртное, не шарахнет ли по мозгам, но все же пригубил водочки. Зато Григорий Серафимович с огромным наслаждением осушил полную чайную чашку. И сразу задымил «Явой».