Анатолий Афанасьев - Мимо денег

— Не ругайся, сынок, денежку получишь. Ну-ка дверцу приоткрой, чего попрошу.

Мент послушался, загремел запором. Люся сунула в протянутую руку зеленую бумажку.

— Давай живо в ресторан, туда и обратно. Значит, мясца подашь, закусочек. Чего-нибудь сладенького. Водочки возьми обязательно шведской. Пивца свеженького. Ильюша, мороженое будешь кушать?

— Для Аньки пусть принесет. Полакомится напоследок.

Милиционер вернулся через полчаса с огромной корзиной. Весь лежак заставили яствами. Особенно выделялись большие куски горячего, дымящегося мяса на фаянсовом блюде, приправленного тушеными овощами. Сопровождали угощенье две литровые, квадратные бутылки воды и с десяток жестянок с пивом. Лично для Ани милиционер поставил хрустальную вазочку с разноцветными шариками пломбира «Баскин-Роббинс».

— Посидишь с нами, Сережа? — пригласила Люся, кокетливо прикрыв ладонью синюю щеку.

— Не положено, — буркнул сержант, метнув красноречивый взгляд на Аню.

— Не робей, — хохотнула Ильюша. — Принуждать не будем.

— Что ж, — сержант почесал затылок, — пока начальства нету, чарку можно принять.

— Кто сегодня на смене? — спросила Люся. — Никак Емельянов?

— Он самый.

— Дак его тоже зови.

Ужин затянулся до глубокой ночи и ничем не отличался от обыкновенного застолья, кроме того, что проходил в КПЗ. Сотрапезники шутили, смеялись, рассказывали анекдоты, под конец, как водится, взялись петь. Спели «Из-за острова на стрежень…», «Зачем вы, девочки, красивых любите?», «Подмосковные вечера» — старинный проверенный репертуар, разбавленный несколькими уголовными шлягерами, которые Аня слышала впервые, зато дамы и милиционеры выводили их с особым томительным чувством, будто молились. На Аню все поглядывали с сочувствием, особенно Емельянов, пятидесятилетний капитан с морщинистым, печальным лицом схимника и забавным седеньким хохолком. Он подкладывал ей закуски, мясца попостнее и, опьянев, произнес дрогнувшим голосом:

— Эх, девонька, у меня дочь на тебя похожая. Не дай Господи твоей судьбы!

У сержанта Сережи свои проблемы. Он был деревенский, окончил милицейские курсы, до того служил на границе. В Москве по-настоящему так и не освоился, чувствовал себя чужаком. Твердо знал одно: здесь надо постоянно ухо держать востро, иначе подметки срежут. А то и голову. И тут, как на грех, влюбился. Затеял строить семью. Но девушка попалась, как он чувствовал, не совсем ему по плечу. Мало того, что из высшего общества, родители крупные фирмачи, так еще восточных кровей. То ли армянка, то ли грузинка, по деликатности он толком не выяснил. Звали Кариной. Влюбился безумно, и она вроде к нему тянулась, не брезговала его профессией, не попрекала. Вдобавок вдруг оказалась на четвертом месяце, и надо было срочно решать, то ли признаться родителям и попросить благословения, то ли делать аборт.

После трех-четырех стопок сержант проникся к Ане особым доверием и попросил совета.

— Не понимаю, в чем затруднение?! — возмутилась Аня. — Если любишь, женись. Хоть на эфиопке.

— Это все так, но батя у ней отмороженный. Карина говорит, если узнает, что нагуляла до свадьбы, отправит на родину в аул — и поминай как звали.

— Она кто по жизни?

— Карина? Да никто, домашняя. При родителях… Меня еще вот что смущает. Второй месяц гуляем, а она на четвертом. Как-то не совпадает вроде. Хотя до меня девушкой была.

— Она как объясняет?

— Да никак. Говорит, ежели с первых дней не доверяешь, как же после будем жить.

Люся и Ильюша, внимательно прислушивающиеся, громко заржали, как две кобылы на лугу. Капитан Емельянов беззлобно пожурил подчиненного:

— Эх, Сережа, как ты был лаптем, так и остался. Любая подманит. Нету в тебе мужицкой проницательности.

— Почему нету, товарищ капитан? Я же сам кровь видел.

С Ильюшей от смеха случился дергунчик, и она в экстазе истрепала парик в лохмотья. Аня успокоила влюбленного юношу.

— Никого не слушай, Сережа. Был у нее кто-то или нет, не имеет значения. Главное, чтобы любила. Ты уверен, что она тебя любит?

— Еще как! Сам удивляюсь. Такая девушка, из богатой семьи… Можно представить, какой у ней выбор… На днях куртку подарила за сто баксов. Без всякого повода. На, говорит, накинь на себя. А то ходишь в своем френче, как обсосок. А у самой слезы на глазах…

Тут уж и Люсю прихватило, повисла на плечах у Емельянова, простонала:

— Капитан, миленький, отведи в сортир, а то опписаюсь!

Сквозь дымку прощания Аня смотрела на всех с умилением. Чудесные достались ей поминки.