Олег Приходько - Оборотень

Незнакомец засучил рукава хозяйского свитера. Мститель знал, что Конокрадов промышлял морфином и сам баловался наркотой. Впрочем, ему было досконально известно не только это, но и многое другое о привычках, круге общения, образе жизни Артура. Наполнив шприц зельем, он ввел в вену Конокрадова дозу — не смертельную, но такую, чтобы усыпить жертву на сутки как минимум. Потом включил все четыре конфорки, духовку и закрепил рядом с головой лежащего толстую парафиновую свечу.

— Упокой, Господи, душу ее! — прошептал ночной гость и, перекрестившись, покинул квартиру.

В Бога он не веровал, и когда обращался к Нему, думал не о Боге — а о Кате, о том, что, быть может, ей хорошо на том, неведомом свете.

В День поминовения усопших он ставил свечку в кладбищенской часовенке — по ней, по рабе Божьей Катерине. Год назад на кладбище молодой вдовец повстречал ее отца, но тот не узнал зятя. Если бы даже узнал — не подошел бы, ибо не простил. До сих пор в ушах стоял его крик: «А где ты был?! Где был, когда ее увозили?!. Почему допустил такое, ты?!. Как жить теперь будешь?!. Это не она — ты умер! Для меня, для нее, для памяти — умер! Убирайся и не попадайся больше на глаза: ненавижу!»

Спустя год рядом с Катей легла ее мать. Ссутулившийся, седой, высохший от горя старик в свои сорок пять лет сидел на скамейке между могилами и что-то бормотал.

Быть может, он тоже просил у Господа отмщения?

В целом свете нашлось бы немало людей, которые помнили Катю, и немало свечей сгорало в церквах за упокой ее безвинной души. Но не все слова долетали до слуха Господня.

Был в далекой и заграничной теперь Украине, в мужском монастыре Киево-Печерской лавры молодой инок. В миру этот юноша натерпелся такого — иному хватило бы до самой старости. И вот он-то молился особо истово и неустанно, денно и нощно просил у Бога покоя для Катиной души и прощения себе.

Во дворе толпились испуганные жильцы и прохожие, тучный участковый призывал не создавать паники, хотя паники, в общем-то, особой не было, а было извечное людское любопытство.

Грубо растолкав оказавшихся на пути, оперуполномоченный Рыбаков ворвался в подъезд и рывком поднялся на третий этаж, где случился взрыв. Затем он отстранил домоуправа и нескольких добровольных помощников из числа жильцов посмелее, пытавшихся взломать чудом уцелевшую дверь, и выбил ее вместе с замком и петлями.

В лицо ударил приторный запах газа. Прихожую заволокло дымом, рухнула старая гипсовая стенка, под ногами хрустели стекла, проем перекрыли обломки мебели, холодильник. Пламя уже перебросилось в комнату, и подойти к вентилю было невозможно. Звон стекла оповестил о том, что прибыли пожарные. Тут же все зашипело, завоняло с нестерпимой резкостью. Нечего было и думать проникнуть в квартиру до того, как пожарные управятся, и Рыбаков выскочил на лестничную клетку.

— Есть кто?! — донесся крик участкового сквозь лязг, грохот, звон, голоса, плач соседей, эвакуированных на этаж ниже. Ответа не последовало.

Рыбаков только рукой махнул и сел на ступеньку, прикрыв рот платком. Работать предстояло вместе со стариком Акинфиевым, которого его юный коллега недолюбливал за дотошность и медлительность. Молодому оперу нужно было стремглав бросаться в бушующее пламя, становиться на четвереньки и брать след, пока не привезли розыскную собаку, хватать всех подряд, кто оказывался в теоретически досягаемом пространстве вокруг места преступления — и только так! Потому что криминал, если таковой имеется, чаще всего удается распознать именно по горячим следам.

Акинфиев же, напротив, должен был с лупой осмотреть каждую щелочку, расспросить соседей и техников-смотрителей, а потом долго и нудно писать протоколы, запрашивать разрешения прокурора на всякое очередное следственное действие, согласовывать и перепроверять, то есть делать все, что противоречило молодой, прыткой и решительной натуре Рыбакова.

Справедливости ради надо сказать, что при всей полной противоположности и взаимной неприязни успех в большинстве случаев сопутствовал как одному, так и другому, хотя вместе они встречались в работе редко. Среди своего брата криминалиста оба сыщика слыли нелюдимыми буками.

Пока Акинфиев ждал, когда улягутся страсти, Рыбаков успел опросить полподъезда, установить адреса родных и невесты покойного хозяина, место его работы и даже осмотреть машину марки «Порше», вскрыв ее никому не понятным образом. Правда, ощутимых результатов эта работа пока не принесла, но, как говорится, лиха беда начало.