Олег Приходько - Оборотень

Под утро он раскочегарил самый что ни на есть настоящий примус. Газа в баллончике было достаточно, просто запах керосина напоминал детство. Затем владелец замка заварил чаю из смородиновых листьев и запил им традиционную квашеную капусту с луком.

В семь часов, когда следователь собирался уходить, позвонил Довгаль.

— Слышь, Акинфий, — сказал отставной прокурор, — ты презент-то мой забери. Он на крыше «Москвича» не уместится, а дома всем мешает.

— Непременно, Владимир Борисыч, закажу транспорт, ожидай. Как твое драгоценное?.. Завтра — сбор, играем на деньги.

— А то! Единственный, можно сказать, источник моего существования, — трескуче рассмеялся военный законник. — Ты-то как, в норме?

— Я в норме, если не считать больного ливера.

— Ну, уж это ты брось! Завтра ливер сдобрим облепиховым маслом, снимет как рукой!

— Спасибо вам за внимание к нам, — поблагодарил старик, взглянул на часы и поспешил откланяться: — До вечера, стало быть. Пошел расследовать.

— Ой, не споткнись, Акинфий! — шутливо предостерег Довгаль. — По пятницам мужики не пашут, бабы не прядут!..

Следователь подхихикнул, мысленно согласившись с собеседником, положил трубку и вышел в зябкий ноябрь.

Настроение было под стать слякотным сумеркам года. Превозмогая тусклое «не хочу», Акинфиев сел в автобус и поехал к Авдышевой.

Странную фотографию он отдал вчера Фирману в лабораторию. Криминалист был многим обязан Акинфиеву, отличался надежностью и основательностью, за что получил созвучное фамилии прозвище Фирмач. Исключительно по знакомству Фирмач обещал выжать из этой карточки что-нибудь годное хотя бы для первой, прикидочной версии. Но и без того изображение пышнотелой дивы в домах самоубийц давало основание для некоторых тривиальных мероприятий, первым из которых Акинфиев наметил установление возможной связи Авдышева с Конокрадовым.

Маша ждала, как договорились. В квартире пахло водкой. Почерневшее лицо вдовы несло на себе отпечаток бессонной ночи.

Женщина достала два альбома — большой и поменьше, свадебный. В этом маленьком альбоме уместилась вся их короткая и, судя по фотокарточкам, счастливая совместная жизнь.

«Да, есть с чего запить, — подумал Акинфиев. — Не приведи Бог пережить такое…»

Вот она в фате… Виктор вносит ее в квартиру на руках… На втором плане — машины с традиционными куколками на капотах…

Маша в кустах буйной врубелевской сирени…

Вот муж помогает ей сойти с подножки «МАЗа»…

— Он брал вас в поездки? — спросил следователь.

— Один раз. Недалеко, в Рязань.

Виктор жонглирует двухпудовыми гирями, как старинный ярмарочный силач…

«Ну с чего такому из окна прыгать?!» — мысленно воскликнул Акинфиев. На плоту…

— Это там, на Днепре, под Смоленском…

С маленьким альбомом было покончено довольно быстро. В большом были фотографии родителей Маши, родителей Виктора, разных родственников и даже каких-то важных прабабушек и прадедушек в костюмах начала века. Никого похожего на Конокрадова в недрах этого фолианта не было и быть не могло.

Фотография Артура лежала перед Акинфиевым, Маша посмотрела на нее и лишь пожала плечами. Карточки в альбоме она комментировала бесстрастно, как это делают вежливые хозяйки, чтобы развлечь докучливого гостя.

— Это его школьный друг, не помню, как звать… Это девочка из его класса, она приходила сюда к нам… Вот здесь мы в соборе Казанской Божьей Матери… Папины похороны… на Хованском… Мама Виктора… Это моя мама…

— У нее есть фотографии? — спросил следователь.

— Ну да, свои… И наши свадебные.

Дембельский альбом Виктора комментировался еще скупее.

Авдышев служил в войсках связи, в автобате шофером. На одной фотографии было начертано: «Лучшему разводящему части». Почетное звание подтвердил своей подписью командир полка, писарь шлепнул на полковничий автограф печать. Антенна, боевая точка с казармами в перспективе, авария на дороге, везде Виктор, однополчане — никого, похожего на Конокрадова.

— Маша, — задержал в руке Акинфиев перевязанную пачку писем.

— Эта песенка… про которую вы говорили…

— «Миг удачи»?

— Ну да, да… Послушать ее можно?

— Пожалуйста.

Вдова молча выдвинула из-под стола картонную коробку с кассетами и принялась искать нужную.

Письма были в основном ее и только четыре от Виктора. Эти послания выдавали человека, больше знакомого с баранкой, чем с авторучкой. Два присланы из армии, остальные — из рейсов.