Олег Приходько - Каратель

Позволив ему отойти подальше, Влад бросился в чащу, откуда доносились выстрелы — навьюченный урка далеко не уйдет.

В кровь разодрав лицо и руки о ветки кустов, он побежал по короткой просеке, свернул к болотцу в низине, вернулся на мшистый пригорок. Задыхаясь, рванул обратно — как знать, может, это всего лишь охотник, и то, что он принял за перестрелку, было пальбой по белке или подвернувшемуся на пути косому? Но желтая гильза неизвестного образца, блеснувшая на кочке возле куста малины, вылетела из ствола крупного калибра и никак не походила на ружейную охотничью.

— Эй! — осторожно позвал Влад. — Эй!..

Он метнулся к болотцу назад, налетел на можжевеловый кустик, чертыхнувшись, встал. Странные разновеликие ягоды обратили на себя его внимание: похоже на бруснику, но почему-то в траве… и на стебельках самой травы… и на пеньке…

«Кровь! — электрическим ударом пронзила его запоздалая догадка, когда он уже проскочил опушку. — Точно, кровь!..»

Не просохшие еще алые крапинки повели его вдоль оврага.

— Эй!..

В траве на склоне вниз лицом лежал человек. Скатившись к нему, Влад встал на колени, приподнял голову.

— Тулым!.. Тулым, это я, Влад! Слышишь меня?..

Манси был жив, на шее его пульсировала жилка. Из простреленной груди вырывалось сипение, выходила, пузырясь, темная кровь.

— Тулым! Кто тебя?.. Кто?!.

Тулым глаз не открывал, по губам видно было, что сознание еще не угасло в нем, что он жив и, похоже, силится что-то сказать.

— Бо… рис… — прошептал он едва слышно.

— Это я, Влад! Ты узнал его, Тулым?! Ты знал его раньше?! — Влад развязал тесемки на рюкзаке, вынул парусиновый тент, расстелил и потащил умирающего туда, где, по его расчету, должна была находиться крайняя изба.

— Ну что, Тулым, что, говори! — остановился на секунду, заметив вялый жест раненого.

— Вода…

До реки было далеко — метров триста. Счет шел на минуты. Влад встал на четвереньки, стал срывать чернику и голубику вместе с травой, и еще какую-то ягоду, названия которой не знал, — все равно, лишь бы сок, лишь бы влага. Набрав пригоршню, бросился к Тулыму, разжал ему рот и раздавил ягоды в кулаке. В рот попало несколько капель, остальное сочилось меж пальцев, брызгало на лицо, но все было бесполезно: Тулым не дышал, кровь из раны больше не выходила. Красные струйки сока стекали с уголков губ, отчего казалось, что мертвый Тулым улыбается.

Рюкзак Тулыма отыскался быстро, на поиск ружья времени ушло больше, но оно теперь измерялось жизнью и не дробилось на часы, сутки, месяцы. Снова близился закат, солнце розовело, плавно опускаясь за скалы на противоположном берегу. «Бюксфлинт» лежал в цветах пушицы на дне оврага. На прикладе Влад рассмотрел шесть зарубок. Что отмечал Тулым? Медведей или людей?..

Он вышел на пригорок, выбрал открытое место меж тремя кедрами, наметил контур могилы. Песок поддавался легко, корни деревьев лежали ниже, вскоре пришлось спрыгнуть в яму, чтобы углубить ее хотя бы по пояс. Помогая себе ножом, он вычерпывал землицу пригоршню за пригоршней, выкладывая бруствер со стороны заката.

Когда могила была готова, подтащил тело Тулыма, опустил его на дно и, засыпав, уложил сверху дерн.

На церемонии погребения присутствовали любопытная белка на ветке да глухарь.

«К поселку он не пойдет, — думал Влад, стараясь не проглядеть следы урки на берегу. — Обходить его лесом тоже не станет — шел-то к реке. И на север не повернет — зачем же было топать сто верст вниз? Получается, путь у него один: через Вишеру в скалы, а там — на юг. Пройдет еще километров десять, заночует, а на рассвете станет сплавляться. Борис был прав: урки — во всяком случае, этот убийца Тулыма — держат путь на Красновишерск!..»

На берегу он подобрал толстую жердь, нащупывая ею дно, стал перебираться по отшлифованным течением камням на левый берег. От усталости не осталось следа, мозг работал с исключительной четкостью, тело не чувствовало боли, словно принадлежало не ему, он словно парил над бескрайней тайгой и видел себя с высоты своего полета — маленького, исполненного решимости человека, преодолевающего реку, карабкающегося по камням, уверенно идущего по невидимому следу того, кому суждено умереть от его руки.

«Темнота урку остановит. Заморенный рудниками и неволей, чахлый наркоман долго не протянет, остановится перед Велсом и попытается сбыть среди поселковых золотишко», — тешил себя надеждой Влад.

Тьма собиралась постепенно, на небосклоне вырисовывался месяц. Глаза Влада различали острые выступы камней, сплавные бревна, сердце стучало ритмично, как мотор его «девятки», и сам он ощущал себя отлаженным механизмом, питавшимся от земли и космоса.