Михаил Рогожин - Богатых убивают чаще

— Но ведь тогда вас убьют? — удивился Евгений.

— Да. Но ради того, чтобы увидеть их обоих втоптанными в грязь, и умереть не жалко. Только он, падла, все богатеет… Моя школа!

— Тогда почему бы ему вас не выкупить? Сделать паспорт на новое имя и отправить куда — нибудь в Мексику.

— Пытались. Танечка передала покаянное письмо. Только не хочу. Мы начали вместе и пропадем вместе… Дан отсюда живым никого не выпустит.

Последние слова вызвали у Евгения нервную дрожь. Неужели и он, подобно лысому Рябушкину, будет годами сидеть здесь, заглатывая устриц, и размышлять о смерти, как о способе свести счеты со своим двойником? Обреченность «райского сторожила» оказалась куда красноречивей самодовольства Дана. Чтобы отогнать от себя мрачные мысли, спросил:

— Вы любили свою жену?

— И сейчас люблю. Когда женился на ней, не сомневался, что она сука и блядь. Но разве этим женщины отличаются одна от другой? Чем женщина подлее и стервозней, тем лучше она в постели. А постель — это единственный критерий, по которому нужно выбирать жену. Моя в постели одна могла заменить целый бордель. Я при ней забыл, что такое шлюхи. В спальню входил с дрожью в яйцах… Эх, сколько лет за эту любовь расплачиваюсь!

— Не за любовь, а за предательство, — уточнил Евгений, пораженный рассказом Рябушкина.

Тот посмотрел на него с сожалением, как на человека, ничего не понимающего в жизни. Хотел возразить, но вместо этого проинформировал:

— Пойду отолью.

Вопрос предательства занозой засел в душе Евгения после разрыва с женой. Как только Мила умчалась в Милан к своему импресарио, он мучительно переживал совершенное ею предательство. Но когда она вернулась, выяснилось, что не она, а Евгений предал ее девичьи мечты, их совместные планы достижения счастливой жизни, которыми они бредили до свадьбы. Именно он не смог создать ей такую жизнь, какой она была достойна. И только поэтому Мила просто вынуждена была довериться болтливому итальяшке, согласившемуся дать ей то, чего она так и не получила от Евгения.

«Вспомни, что ты обещал! — кричала она, растирая косметику по мокрому от слез лицу. — Обещал, что будем жить красиво, богато, независимо! Этим ты казался мне талантливей, умней своих друзей. А на поверку, что мы имели? Одно предательство по отношению к моей вере в тебя. Какую убогую жизнь мы вели? Чем ты отличался от миллионов серых людишек, живущих от зарплаты до пенсии? Если бы ты не чувствовал себя предателем, то выбросил бы этого макаронника за дверь. Так нет! Сразу смекнул, что не сможешь тягаться с ним. Что, воспротивившись моему уходу, будешь обязан создать мне те самые условия, на которые я рассчитывала в Италии! Поэтому и согласился на развод, предатель!»

С тех пор он и не мог понять — кто же кого предал. Из туалета Рябушкин вернулся не один. Рядом с ним пружинистой спортивной походкой шел молодой низколобый парень лет тридцати. С широченными плечами, обтянутыми черным вязаным свитером с глубоким вырезом. В черных волосах на груди блестел крупный золотой крест.

— Посмотри на этого придурка, — кричал Рябушкин, подталкивая спутника к Евгению. — Он нам хочет объяснить, что такое предательство! Нам?! Профессорам в этом вопросе?! Спроси его, спроси!

Низколобый смотрел неприветливо. От его взгляда хотелось увернуться, как от брошенного в тебя камня.

Опасаясь столкновения, Евгений протянул руку:

— Петелин. Будем знакомы.

— Нахичивань. Ваня. Что за спор?

— Никакого, — заверил Евгений. — Николай про жену рассказывал.

— Он всем рассказывает. Какие проблемы?

— Спроси его, Вань, спроси! — настаивал Рябушкин, которому шампанское, видимо, ударило в голову. — Он же, наверное, понятия не имеет, кто такой Ваня — Нахичивань!

— Обо мне всей России известно, — нехотя согласился Нахичивань. — Пять сберкасс, три банка на моем счету. Понял?

— Так это вас приговорили к высшей мере? — вспомнил Евгений о споре в газетах вокруг этого бандита.

Вопрос явно доставил удовольствие низколобому налетчику. Он довольно хмыкнул:

— А говоришь — не слышал.

— И кого — то расстреляли вместо вас? — не смог сдержать ужаса Евгений.

— Приговор приведен в исполнение. Так что правосудие восторжествовало. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Это хорошо, что не любопытный. Давай выпьем. А с лысым не спорь.

Рябушкин, нырнув за стойку, достал стакан для Вани и пожаловался:

— Он считает, что меня предала жена.

— Уже не считаю, — печально признался Евгений. Предложение низколобого его несколько успокоило. Он еще не знал, что конфликты между обитателями подземелья не допускались. Каждый клиент имел свою цену, и десятки камер слежения контролировали ситуацию, чтобы в любой момент охрана могла воспрепятствовать драке или членовредительству. Зато оскорблять друг друга можно было, не стесняясь в выражениях.