Михаил Рогожин - Богатых убивают чаще

Побарабанив по верхним зубам мундштуком трубки, Смеян задал вопрос в лоб:

— Значит, меня относишь к профессионалам?

— Поэтому и отставник. Ни вас государство не уважает, ни нас. А дали бы нам власть — за год бы навели порядок. И ты бы у меня был министром.

— Стар я для службы. Давай вернемся к Артему. Взрыв на Ваганьковском кладбище — грязная работа. Поэтому и попросил тебя о встрече. После убийства Артема грешил на другие структуры, а сейчас, чую, без братвы не обошлось.

— Так чего же ты хочешь?

— Чтобы знали, банк будет проводить ту же политику, что и при Артеме. А номера секретных счетов Артем унес с собой в заминированную могилу. Так что ни о каком возврате денег разговора быть не может.

Цунами обильно полил соевым соусом тигровые креветки, выдавил на них лимон, махнул рюмку водки и заметил:

— Круто.

— Не в том я возрасте, чтобы бегать и вынюхивать. Сами придут, и сами назовут убийцу.

— А не придут?

— За такими деньгами?

— Отставник, не бери на себя много. Ты всего лишь охранник. С тобой даже не будут разбираться. Просто отодвинут. Поешь лучше… Морепродукты очень помогают мозговой деятельности. А пельмени здесь лучше, чем в Сибири. И выпей водки.

— Налей.

Цунами поднял руку с отогнутым указательным пальцем. Тут же возникла официантка.

— Налей ему водки.

Смеян, не чокаясь, выпил. Раскурил трубку. К пельменям не прикоснулся. Продолжил разговор:

— Как и ты, я не люблю «отморозков». С ними разговор не получается. Другое дело, твои друзья. Праведной или неправедной жизнью, но они добились того, чтобы их уважали. Но в таком случае пусть уважают и меня.

— За что? За то, что собираешься наехать на их бабки? Кстати, не помню, кажется, там крутятся и мои. Ты же не рискнешь предложить мне заблаговременно их вынуть?

— Это будет, как у вас говорят, западно.

— Верно, отставник. Так подумай, кому собираешься объявлять войну.

— Уже подумал. Решений своих менять не привык.

Цунами закашлялся. Его лицо побагровело. Смеян понял, что авторитет таким способом сдерживает приступ бешенства. Разговор перешел в опасную стадию. Полковник не надеялся, что Цунами кого-нибудь сдаст. Встреча нужна была для того, чтобы заставить преступный мир действовать. Степень риска предельно возросла, но, прежде чем ввязаться в войну, им придется в своей среде выяснить, на ком висит смерть Артема. Останется успеть выловить эту информацию раньше, чем прозвучат выстрелы.

— Надо бы тебе проверить легкие, — посочувствовал он.

— А тебе — мозги, — огрызнулся Цунами.

— Хорошо, допустим, я перешел грань, но диалог еще возможен. Учти это. Никогда раньше я не мстил. Просто честно выполнял свою работу. Охранял государство и его граждан. На этот раз меня «достали» лично. Совсем другое дело.

В ресторане народа было немного. За дальним столиком пили кока-колу сотрудники службы безопасности банка. У высокого окна гуляла компания солидных клиентов, которые время от времени посматривали в сторону Смеяна. Одного из них он знал в лицо. Это был Свят. Именно его деньги крутились в «Крон-банке».

Клиника, принадлежавшая Кире Давыдовой, расположилась в здании бывшего детского сада для детей работников ЦК. Место сказочное. Вокруг лес, соединявший территорию с санаторием «Отрадное», что неподалеку от Митино. Рядом больница от второго управления, облюбованная чиновниками московской мэрии. Прекрасные дороги, дивный воздух и чистые ключевые пруды. Как когда-то большевики с комфортом въехали в барские усадьбы, так и теперь демократы заняли бывшие закрытые цековские здравницы.

Кира продемонстрировала недюжинные деловые качества в пробивании этого места. Раньше, будучи замужем сначала за Алексеем Суровым, международным чиновником МИДа, а потом за Артемом Давыдовым, она считалась мужниной женой. Красивой, холеной светской дамой, способной блистать в обществе и красиво принимать гостей в собственном доме. От ее высшего образования осталось лишь свободное владение несколькими языками, что она удачно использовала, поддерживая контакты с иностранцами еще в доперестроечные времена. Ее любили за легкий беззаботный характер и желание помочь всем во всем. Но при этом относились к ней с легкой долей иронии, как к порхающему роскошному созданию, не касавшемуся своими длинными стройными ногами земных невзгод. В поисках применения своего человеколюбия она вечно моталась по Москве в зеленой «девятке», с сигаретой во рту и рыжей собачкой на коленях. Потом пересела на «БМВ».