Евгений Павлов - Мракан-сити

«Спокойно, Барч, ты мужчина — толстяку пришлось выкурить несколько сигарет, чтобы исполнить приказ Фроста — осмотреть помещение госпиталя, — Но разве мужики не люди? С какого им запрещено бояться?»

На третьем этаже властвовал вселенский бардак, еще больший, чем на первых двух, ликвидировать который, казалось, не по силам никому. Некогда популярное учреждение насквозь пропиталось грязью, сроднилось с ней, и грязь стала неотъемлемостью!

Барч заметил слева два узких проема, подсветил, увидел, что это — выбитая кем-то стена. Скорее всего, здесь поработала балда, или какой другой мощный инструмент.

Балда — данный вид молотка представляет собой огромный молоток с длинной рукоятью и большой кувалдой с широкой головкой.

В одном из проемов виднелся свет, что не на шутку удивило и припугнуло копа.

«Странно, не думал, что кому-то не плевать на электричество. Да еще и на самом провонявшем этаже. Пфф» — Барч сделал прискорбный вывод, — «Если здесь находится убежище преступника, то, боюсь, у парня отсутствует чувство прекрасного».

По мере приближения свет в комнате с белым кафелем все сильнее и сильнее отдавал загадочностью, мистичностью заброшенного госпиталя. Ничего не подозревая, лишь изредка оборачиваясь назад, полицейский шел и повторял вслух, что откроет огонь на поражение, если маньяк нападет из укрытия. Внутри все трепетало…

Толстяк почти подошел к комнате со светом, но вдруг остановился, прислушиваясь к новым ощущениям. Он начал рассуждать про себя:

«Нет слова, которое бы так замашисто, резко, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как пророненное невзначай ругательство».

Барч достиг пункта назначения (комнаты), отключил фонарь за ненадобностью и увидел движение. Но не резкое, что говорило «скорее всего, хрупкая фигура в джинсах не принадлежит убийце». Но кому тогда?

— Вы вызвали нас, мисс? — коп задал этот вопрос девушке, пребывавшей в состоянии полной прострации, девушке с отсутствующим взглядом, девушке, в чьих глазах не наблюдался интерес к окружающему, к самой жизни. А прострация — как оцепенение, Луиза могла часами сидеть в одной позе, ничего не есть, глядя в одну точку…

Прострация. Как от нее избавится? В нее можно впасть только после сильного пережитого стресса или она, как явление малоизученное, порой настигает человека без каких-либо веских причин, вернее причин, о которых мы не знаем?

Репортерша просто выжидала, выжидала мучителя. Если б коп знал, не стал бы мешать.

— Мисс, позвольте вывести вас отсюда. Вижу, вы сильно напуганы. Но ничего. Вызовем врача, он вас осмотрит, назначит успокоительное и все наладится. Даю слово…

Неожиданно уши Барча порезал бесноватый выкрик Луизы, раздавшийся через секунду после появления за спиной полицейского убийцы. Дойл нашел в кладовой старый утюг, металлический, тяжелый ржавый, и использовал его для ликвидации непрошеного гостя.

Обернувшись, Барч получил смертельный удар в висок и пал ничком. Рядом с трясущейся Луизой, рядом с трупом Птенчика…

Маньяк повернулся к заложнице:

— У тебя было предостаточно времени, чтобы свалить, но нет! Видите ли, современные девочки такие модные, такие все из себя смелышки, что не убегают, когда это необходимо для сохранения собственной жизни! — пока Дойл паясничал, кричал, дергался по-обезьяньи, Луиза подобрала уроненный пистолет полицейского и наставила на него — на мучителя.

Решительная, она была готова выстрелить, готова убить.

— Что? — у подонка мгновенно слетела улыбка, — Успела набраться храбрости для убийства? Поздравляю! — Дойл занервничал, это было очень заметно по резко сменившемуся выражению, — Не каждая куколка на такое пойдет. Но опусти пушечку. Я не враг тебе…

Девушка не опускала. Она держала убийцу на мушке, и была готова…

— Ладно, просто скажи, чего ты хочешь?

— Чтобы ты сдох… — в Луизе не осталось жалости. Не осталось ничего, все заложенное исчезло еще несколько часов назад.

Сочувствие, сострадание, участие — эти благодетели покинули пленницу, которая никуда не ушла. Рискнула жизнью, только чтобы отомстить.

— Чтоб ты сдох… — повторила Луиза.

— Это не я зло вселенной. Я — лишь исполнитель! — Дойл сценично развел руками, а потом поднял их.

— Что ты несешь?

— Правду! Он любит смеяться, и этот… этот смех не прекратится до самого финала!

— Что…

— Конец тебе! — Дойл напал на девушку, когда та немного отвлеклась на раздумья. Он вцепился в ее руки, пытаясь вырвать оружие. Разгорячившись, не осознавая с кем борется — не с хрупкой репортершей мисс Сименс, которая совсем недавно была еще простой жертвой, а с настоящей убийцей, такой же, как он, с хищницей, готовой разорвать обидчика на несколько частей.