Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы

Решившись, он перелетел через реку и стал плавно опускаться, чтобы приземлиться прямо на лужайке перед домом. Во время снижения его глаза придирчиво осматривали улицы, прилегающие к ограде.

Хозяева северных территорий были здесь — Бондарев заметил пару подозрительных автомобилей, припаркованных у тротуара. Мужчина, прогуливавшийся возле одного из них, торопливо забрался внутрь при виде вертолета. Другой мужчина высунул голову в окно второго автомобиля и тут же втянул ее обратно.

Не обращая на них никакого внимания, Бондарев посадил вертолет напротив дома. Из приоткрывшейся входной двери высунулась двустволка. Другое ружье уставилось на вертолет с балкона. Он поспешил выбраться из кабины и, приветливо помахав руками, крикнул:

— Это я, Константин! Где Мизуки?

Хозяйка дома и ее секретарша бросились к Бондареву из распахнувшейся двери. Кйоко бежала сломя голову, как девчонка, которую поманили подарком. Бег Мизуки был грациозен, но Бондарев смотрел на ее лицо и видел, что оно преисполнено счастья. Он почувствовал, как тревога и нерешительность покидают его. Только что он считал себя камикадзе, пилотом-смертником, которому не суждено вернуться обратно. Теперь же понимал, что не мог не встретиться с Мизуки вновь.

— О, Константин, — воскликнула она. — Мы думали, что ты погиб!

— Думали, что погиб, — эхом откликнулась Кйоко, глядя на Бондарева глазами преданного щенка.

— Мне позвонил Шушуми… то есть Макимото, — стала пояснять Мизуки. — Это было утром. Он сказал…

Эстафету перехватила Кйоко:

— Он сказал, что Хозяева северных территорий заманили тебя в какое-то пустынное место и там убили.

— Я хотела ехать тебя искать, — сказала Мизуки, — но не знала, куда.

— Макимото ошибся, — отчеканил Бондарев. — Не Хозяева меня заманили, а я их. И погиб тоже не я.

— А кто? — быстро спросила Мизуки.

— Кто? — воскликнула Кйоко.

Бондарев бросил настороженный взгляд по сторонам. Ему вдруг пришло в голову, что террористы, стерегущие дом, вполне могут позвонить Харакумо и попросить санкцию на расстрел собравшихся на лужайке.

— Давайте войдем внутрь, — предложил он. — Там нам будет удобнее разговаривать.

Вскоре Бондарев, обе женщины и их немногочисленные суровые родственники собрались за длинным столом в гостиной. Наверняка слуги приникли к дверям, подслушивая рассказ о предательстве Макимото и его бесславной смерти.

Завершив повествование, Бондарев обвел взглядом присутствующих, проверяя их реакцию. К его изумлению, отец Мизуки бесшумно поаплодировал ему, встал, поклонился и покинул помещение.

Мизуки тоже поклонилась, но осталась.

— Хотя я очень опечалена смертью моего родного брата, — заговорила она, — на самом деле мне его нисколько не жаль. Никто из родственников не одобрил мой план по переводу Шушуми в Токио. Все считали, что он должен остаться и вступиться за честь сестры. — Голос ее предательски сорвался и ей пришлось сделать паузу, чтобы овладеть собой. — Но он не мог вступиться. Он был слабым, трусливым и предпочел служить не семье, а врагам семьи. Он был позором нашего рода.

— А теперь позор смыт кровью, — заключил один из родственников, и Бондарев подумал, что парень сменил имя и смылся из Хиросимы очень своевременно, иначе не дожил бы даже до этого прискорбного для себя дня.

Решив, что об этом мерзавце сказано достаточно, он поведал собравшимся о подозрительных машинах за оградой и попросил не ослаблять бдительность. Его стали расспрашивать о ближайших планах, но он отмалчивался, загадочно улыбаясь и качая головой. А вдруг в этом стаде завелась не одна паршивая овца, а две? Лучше держать язык за зубами.

Начистоту Бондарев переговорил только с Мизуки, когда отвел ее в сторонку, чтобы остаться с ней наедине. Выслушав его, она сделалась еще более печальной, чем была.

— Прошу тебя, откажись от этой затеи… Это равнозначно самоубийству. Даже если ты сумеешь взорвать корабль, то сгоришь сам в своем маленьком вертолетике. Останься, Константин. Дождись, пока появится Юрий, и пусть этим займутся военные. Еще есть время.

— Ошибаешься, время закончилось, — ответил Бондарев. — Уже грузятся и готовятся к отплытию другие корабли. А мы даже не знаем их названий. Если хоть один из них достигнет Мурманска, то следующий год станет для России годом национального траура. Мизуки, ты хочешь, чтобы Москва превратилась в Хиросиму?

— Нет! — испуганно воскликнула японка.