Андрей Таманцев - Угол атаки

Отдельные части этого организма иногда подчинялись центральной воле, а порой действовали вопреки ей. Даже в жестокие сталинские времена в недрах государственного организма происходили неконтролируемые процессы. Чем слабей хозяйская рука, тем больше эти процессы влияют на принятие решений. Когда же верховная власть не воспринимает эти импульсы, идущие из глубины, из собственного подсознания, деформируется сама власть или начинают вызревать заговоры..

Полковник Голубков откинулся к спинке кресла и уставился в экран монитора. Из черноты космической ночи наплывали мириады звезд. Компьютер появился в его кабинете месяц назад. И хотя Голубков предпочитал иметь дело с бумагой, он был согласен, что это величайшее достижение уходящего века. Да, величайшее. Как телевизор, атомная бомба и самолет.

Компьютер помогал думать.

Особенно когда смотришь на это звездное небо.

«Мы разработали широкомасштабную операцию. Суть ее в следующем. Первый же российский истребитель, который поступит к талибам, будет перехвачен…»

«Может возникнуть вопрос: почему мы вас об этом заранее предупреждаем? Ответ такой. Мы не хотим загонять Россию в угол. Мы не хотим дестабилизировать обстановку в вашей стране. Это откроет путь к власти красным…»

«В этой ситуации нас беспокоит только одно. Ваша вовлеченность в эти проекты может помешать выполнению условий нашего контракта в полном объеме. В полном, господин Ермаков…»

Что-то не то было во всем этом деле. Не то. Не то. Ощущение не правильности, смещенности акцентов, поначалу неявное, превратилось в уверенность. Еле слышный звук в двигателе уже не казался мнимым. Он предвещал утробный грохот вкладышей, обрыв шатуна, клин движка, мгновенную блокировку колес, юз. Страшный сон с холодной испариной. Только чайник отмахивается от этой мнимости, глушит ее децибелами квадрозвука. «Ой, мама, шика дам, шика дам». Водитель опытный немедленно остановится, сунется под капот, начнет всматриваться, вслушиваться, внюхиваться, щупать патрубки, материться, пинать резину, снова лезть под капот.

Он с места не сдвинется, пока не разберется, что к чему. Потому что в машине жена и дети.

Полковник Голубков подошел к окну. Погода испортилась. Срывался дождь. Блестела крыша «ауди» начальника управления. Ветер мотал над ней тяжелые кусты сирени.

Под козырьком проходной стояли два охранника в одинаковых темных плащах. По асфальту скользили машины, пробегали люди с зонтами. Посреди круглого фонтана мок купидончик.

На что мы тратим жизнь? Куда гоним, сжигая диски сцепления, надрывая сердца?

Зачем? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик.

«При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал…»

Чего же он, черт бы его побрал, не сказал?

* * *

Вошел генерал-лейтенант Нифонтов. В мундире. Знак. Мундир он надевал, когда его вызывали в Кремль. Пожал Голубкову руку, молчаливым кивком спросил: «Есть новости?» Просмотрел последние шифрограммы от Пастухова, но так, будто не понимал, о чем в них идет речь. Потом опустился в скрипнувшее под тяжестью его большого сильного тела кресло, вытряхнул из пачки на столе сигарету и закурил.

Тоже знак. Нифонтов упорно боролся с курением. Временами успешно.

Голубков ждал. Должен был последовать рассказ о том, зачем начальника управления вызывали наверх. Но Нифонтов молчал, курил быстро, как школьник на перемене.

Потом погасил окурок и произнес:

— Они взорвали «Мрию».

— Кто? — не понял Голубков.

— "Кто"! — повторил Нифонтов. — Кто мог ее взорвать?

— Чем?

— Ракетой «Игла».

— Они взорвали две опоры высоковольтной ЛЭП, — возразил Голубков. — Об этом докладывали. Про «Мрию» я ничего не знаю.

— А я знаю. И там знают.

— Откуда?

— Я не счел возможным об этом спрашивать.

Голубков нахмурился:

— Кто взорвал — знают?

— Нет. Но очень хотят знать. Очень.

— Доложил?

Нифонтов пожал плечами:

— О чем я мог доложить? Мне даже не пришлось изображать удивления. Оно изобразилось само собой.

— Так-так, — проговорил полковник Голубков. — Так-так. Знаете, как называется этот поступок, ваше превосходительство? Государственная измена.

— Иди ты на… — ответило их превосходительство.

— Реакция?

— Крайняя озабоченность. Крайняя. Непонятно только одно — чем.

— Чего же тут непонятного? — спросил Голубков. — «Мрия» стоит пятьдесят миллионов долларов.