Андрей Таманцев - Угол атаки

— А еще говорят, что армия ничего не может, — прокомментировал Артист. — Может, когда захочет.

— Когда очень захочет, — подтвердил Муха. — Да что же в этих долбаных контейнерах, если они так суетятся?

— Истребители, — объяснил Док. — Су-27 или Су-39.

— А ты-то откуда знаешь? — удивился Боцман.

— Сам смотри. Что на вагонах написано? «Собственность Улан-Удинского авиационного завода». Там как раз и делают «сушки».

Док извлек из чехла шифровальный прибор «Азимут», подсоединил к «Селене» и забегал пальцами по клавиатуре. Я взглянул на дисплей. Там появилось:

«Пастухов — Центру. Разгрузка состава возобновлена. Сохраняется ли необходимость прервать работы?»

— Отправляю? — спросил Док.

— Ну отправляй, — кивнул я. — Только как же мы их прервем?

Не ответив, Док нажал клавишу шифратора. Сигнал ушел на спутник. Я посмотрел на часы. Полдень. В Москве — шесть утра. Ответа можно было ждать часа через три: пока в этот таинственный Центр приедет начальство, пока прочитают, пока обсудят.

Ответ пришел через четыре минуты:

«Центр — Пастухову. Приказываю предотвратить вылет „Мрии“ любыми средствами».

Док охлопал себя по карманам, как человек, который ищет спички, извлек из камуфляжки черную пластмассовую коробочку радиопульта, ввел код и нажал пусковую кнопку.

Долбануло так, что с кустов стряхнуло капли росы. По проводам высоковольтной линии пробежали искры. И лишь потом донеслись раскаты двойного взрыва.

— Ексель-моксель, Док! — сказал Артист. — Сколько же ты туда зафигачил?

— Два заряда по килограмму.

— А сколько еще в запасе? — спросил я. Словно бы извиняясь, Док пожал плечами:

— Все. Больше нет ничего. Я и эти-то заложил так, на всякий пожарный.

Он снова придвинул к себе «Азимут» и набрал:

«Пастухов — Центру. Подача электроэнергии на объект возобновится не раньше, чем через сутки. Две мачты ЛЭП полностью уничтожены».

Центр спросил:

«Каким образом?»

Док показал мне текст. Я ответил:

— Не один ли им хрен? Взорвали.

Док перевел на канцелярский:

«Пастухов — Центру. Опорные мачты ЛЭП выведены из строя посредством взрыва».

Центр минут десять думал. Потом приказал:

«Доложите данные визуальной разведки. Особое внимание обратить на взлеты и посадки самолетов всех систем: количество, тип, время полетов, опознавательные знаки. Регистрировать режим работы аэродромных радаров. Докладывать обо всем происходящем на территории объекта. Не упускать ни малейших подробностей».

* * *

А в виске у меня все зудело и зудело.

* * *

Артист произнес:

— Нет ли у вас, джентльмены, ощущения, что нам отсюда нужно как можно быстрей валить?

Вот это у меня и зудело.

— Есть, — подтвердил я. — Ночью уйдем.

* * *

Но до ночи еще нужно было дожить.

Ощущение тревоги у меня все усиливалось и усиливалось, хотя для этого не было никаких очевидных причин. Все было обычным. На сторожевых вышках стояли солдаты, по двое на каждой, озирали окрестности через бинокли и стереотрубы. Грунтовку между линией ЛЭП и железнодорожной колеей утюжили бронетранспортеры и БМП с автоматчиками на броне. Усиленные патрули прочесывали русла ручьев и горные тропы.

«Мрия» стояла на прежнем месте в начале главной взлетно-посадочной полосы с задранным носом и опущенной аппарелью, готовая к погрузке. Утром пришли члены экипажа, походили вокруг нее и вернулись в военный городок коротать время в гарнизонной гостинице.

Прилетел Ми-10, забрал рабочую команду и «черных» охранников, ушел по-над железнодорожной колеей к месту взрыва. Часа через три снова появился, заправился, загрузил бетономешалку и какое-то оборудование, улетел. Задали мы работенки саперным частям. В условиях, приближенных к боевым. Ну, что делать?

Трудно в ученье, легко в гробу.

А чувство тревоги у меня все не слабело. И наконец дошло. Тишина. Не летали «миги» и «су». Все вертолеты, беспрерывно барражировавшие вчера над нагорьем, как шмели над цветущим лугом, стояли на площадках в окружении солдат охраны.

Экипажи кучковались возле машин, готовые по первому сигналу поднять их в воздух.

И еще одно наблюдение настораживало. Безлюдье возле вагончиков ПМС. Не дымили трубы «буржуек», не колготился рабочий люд. Создавалось ощущение, что всех срочно эвакуировали. А когда эвакуируют мирное население? Когда ожидают боевых действий. В военном городке тоже было непривычно безлюдно. Ну дела. Они что, ждут штурма?

Таким наблюдательным оказался не я один. Муха повертел головой, потянул носом, поморщился. На его размалеванном гримкарандашом «Туман» лице белели зубы, из-под каски поблескивали глаза.