Андрей Таманцев - Угол атаки

В том числе — и к сыну.

В такие минуты Ермакова все раздражало в нем: и материнская худоба, и застенчивость, и даже щенячья преданность, с которой Юрий относился к отцу. Он понимал, что это несправедливо, но сдержаться не мог.

* * *

И теперь, когда Юрий вошел в палату, нелепый в слишком длинном для него больничном халате, с большим, не по его росту, кейсом в руке, Ермаков встретил его недружелюбным:

— Явился. Раньше не мог?

— Я же не знал. Дежурил. А там у нас нет городского телефона. Не положен… Ну как ты?

— Нормально. Хочешь спросить, кто в меня стрелял? Восемь ревнивых мужей. Восемь.

Понял? Эта… так следователю и сказала.

— Где она? Дед сказал, что она здесь.

— Отправил домой, — неохотно объяснил Ермаков. И добавил, не в силах сдержаться:

— Даже здесь умудрилась набраться. Ночью, в ЦКБ!.. Там, в той комнате, холодильник. Налей мне коньяку.

— Это же больница, откуда здесь коньяк? — удивился Юрий.

— Это не городская больница. Юрий принес из приемной пузатую бутылку «Отборного». Она была наполовину пуста.

— Налей и себе, — сказал Ермаков.

— Я за рулем. А ночью дежурить. И я не люблю коньяк.

— Сколько отговорок, чтобы не выпить. Хватило бы и одной. — Ермаков выпил и вернул стакан сыну. — Не обращай на меня внимания. Нервы. А ты тоже. Сопишь. Нет бы гавкнуть. Ты же, черт возьми, офицер! Ну вот, опять засопел. Ты нормальный парень, Юрка. Но все твои достоинства начинаются с «не». Не пьешь, не куришь, не ширяешься. Не мало этого?

— Ты не все перечислил, — каким-то странным, напряженным голосом ответил сын.

— Вот как? — переспросил Ермаков. — Что еще?

— Еще я не граблю государство, которому служу.

Вывернув голову и неловким движением потревожив швы на ране, Ермаков пристально посмотрел на сына. Юрий сидел поодаль от кровати на краешке стула, зажав между коленями руки.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не нужно, батя. Я все знаю. Не мне катить на тебя. Сам жирую на твои бабки.

Только никогда больше не говори, что ты служишь России. Никогда! Понял? Это очень противно. Это подло. Как у нас говорят: в лом.

— Продолжай, — кивнул Ермаков.

— А чего продолжать? Сколько бабок на твоем счету в Дойче-банке?

— Откуда ты знаешь про этот счет?

— Я задал вопрос. Не хочешь — не отвечай. Я и так знаю.

— Почему, отвечу. Мне нечего скрывать. Около ста тысяч марок. Хочешь знать, откуда они? Это валютные премии за контракты. Абсолютно законные.

— Не ври. Это недостойно тебя. На твоем счету шесть миллионов долларов. Они поступили три дня назад из Каирского национального банка. Они, может, и законные. Но закон этот — воровской.

— Шесть миллионов?! — Ермаков даже засмеялся. — Что за херню ты несешь? Какие шесть миллионов?

Юрий встал.

— Я, пожалуй, пойду. Выздоравливай, батя. Если что будет нужно, позвони.

— Сядь! — приказал Ермаков. — И переставь стул. Чтобы я мог тебя видеть.

Рассказывай все, что знаешь. Все!

Юрий придвинул вплотную к кровати стул, достал из кейса «ноутбук» и раскрыл перед отцом.

Потом включил его и сунул в приемное устройство дискету.

— Смотри сам. Я скачал это сегодня ночью из нашей базы данных.

— Ты с ума сошел! — поразился Ермаков. — Тебя же посадят!

— Посадят — буду сидеть. Смотри.

* * *

Генерал-лейтенант Нифонтов остановил запись, сделанную по заданию УПСМ опергруппой ФАПСИ, и вопросительно взглянул на полковника Голубкова:

— Ты знал?

— Да. Вчера вечером доложил Зотов.

— Почему сразу не подняли тревогу?

— Дежурил сам Ермаков.

— Он арестован?

— Нет. Я приказал делать вид, что никто ничего не заметил.

— Почему? Как вообще могло случиться, что в наши данные может заходить всякий кому не лень?

— Лейтенант Ермаков не всякий.

— Не имеет значения! И вообще! Этот разговор, как я понимаю, был вчера?

— Да, около десяти утра, — подтвердил Голубков.

— А почему мы слушаем его только сейчас?

— Это ты у меня спрашиваешь? Нифонтов вызвал помощника:

— Когда доставили пленку?

— Только что. Я сразу вам ее передал.

— Почему доставили не вчера — не спросил?

— Спросил.

— И что?

— Спецкурьера не было. Один в отпуске, другой уволился, а у дежурного жену увезли в роддом; Начальник его отпустил.

— Очень хорошо, очень, — покивал Нифонтов. — Не отпустить дежурного спецкурьера к рожающей жене — это было бы негуманно. Дети — наше будущее. И кто родился?

— Мальчик.

— Поздравь папашу от моего имени.

— Ему будет приятно это услышать.