Андрей Таманцев - Автономный рейд

Снаружи. Погоди-ка тут... — И пошел к узкой фанерной дверце, за которую раньше меня еще ни разу не приглашал.

Его возросшее вдруг доверие меня весьма насторожило. Но я чувствовал себя усталым настолько, что хоть спички под веки вставляй. Старею, видать.

Уходит выносливость.

Дверца оказалась липовой. За ней скрывалась мощная стальная дверь, как в бомбоубежищах. С хитрыми запорами, которыми хозяин клацал, заслонив их собой. Отворив массивную дверь — так же легко и плавно, как и другие, — Полянкин нырнул в проем, исчез на полминуты, а потом позвал:

— Неси сюда свое барахло. Только осторожно — тут у меня тесно...

Отправляясь к нему со своим багажом, я пистолет из куртки забирать не стал, а вот небольшой ножик, таящийся в ножнах чуть выше кисти на левой руке, снял с предохранителя. Это орудие — трофей, который я прихватил на Кипре у одного соотечественника. Он с дружками так хотел заграбастать наши доллары, что отвязаться подобру-поздорову никак не получалось. В конце концов двумя неопознанными покойниками на тамошнем дне стало больше.

Нож невелик, тонок, чтобы не прощупывался сквозь одежду. Отлично сбалансирован для бросков. Ножны особые: когда изогнешь кисть, рукоятка сама соскальзывает в ладонь. Можешь метнуть, а можешь, если не брезгливый или когда уж совсем приперло, и так.

Был у меня и маленький четырехсотграммовый револьвер SW-380 в кобуре на голени, которым я тоже разжился у Дока. Но на этот кольт я особенно не рассчитывал. Благодаря приборам все обыскивающие научились его находить чуть ли не раньше, чем основной ствол в руке. Но раз есть возможность, надо использовать. Авось и выручит когда-нибудь. Хотя бы ослабив внимание обыскивающего.

Подшаркивая, чтобы показать, как вымотался сегодня, я потащился к новым приключениям. За дверью оказался коридор. А из него — ход в следующий отсек. Помещение немалое, но почти все занято верстаком вдоль стен. Только посредине оставалось сравнительно небольшое место для прохода и для вертящегося стула на колесиках.

Голова Полянкин, удобно устроился. Повернулся налево — папки, бумаги, ручки, повернулся направо — компьютер и десятки телеэкранов вокруг него, которые нынче все выключены. Экраны очень меня огорчили. Укрепили подозрение: не мог Михуил Федорович при таком обилии наблюдательных экранов всюду один успевать. И верстаки такие мастерить, и кирпичи укладывать, и штуки хитрые придумывать, да еще и за окрестностями по теликам приглядывать... А раз не мог, значит, имел помощников, которых предусмотрительно от меня скрывал. Я ведь потому на его одиночество рассчитывал, что тогда, в последний раз, очень легко от него ушел. А теперь то ли обстановка тут поменялась, то ли я и тогда чего не понял. Однако теперь разобрался: могли у него тут быть и не только помощники.

С чего это я вообще решил, что у Федора Полянкина был один сынок? И кто меня убедил, что покойный Федор и внуков не дождался? Ничего не имею против больших семей, но в данном случае эти размышления меня вовсе не окрыляли. Нет, надо было мне посоветоваться с Пастухом о Полянкине гораздо раньше, надо. Да только что уж теперь. Одно утешает: если я тут завязну, ребята мое письмо не завтра, так послезавтра получат, разберутся.

Сразу не увидев в отсеке хозяина, я решил было, что он таится у меня за спиной, в какой-нибудь нише. На этот случай с трудом обратился в слух.

Что-то и реакция у меня нынче совсем вялая. Но голос Михаила Федоровича раздался издалека. То, что я впереди, в углу, принял за густую тень, оказалось проходом в другую комнату.

— Что ты там топчешься? Тащи все сюда! — По голосу Полянкина я понял, что он уже подготовился там к чему-то и сердится, меня дожидаючись.

Порой я изумительно догадлив. Особенно задним числом. Да делать нечего. Пошел. Просторно тут все-таки: пусть я худощав, да ведь у меня и сумка с подзаряженной глушилкой на отлете, и кейс в руках, и пошатывает; но я нигде ничего не задел, не споткнулся. И чисто — ни пыли, ни грязи на бетонном полу. Большое, видать, семейство у Полянкина, есть кому убираться.

В дальней комнате было очень светло. Потолок по всему периметру — в тихо жужжащих лампах дневного света.. Узнаю советское качество. Вдоль стен здесь тоже стол-верстак, но с инженерным уклоном. Паяльники, пассатижи, отвертки, осциллографы, приборчики со стрелочками. А еще большой куб из толстого стекла, внутрь которого засунуты резиновые рукава с перчатками.

— Ставь чемоданчик сюда, — кивнул Полянкин на свободное место по соседству с кубом. — Осторожнее, не задень ничего!