Андрей Таманцев - Гонки на выживание

— О'кей, Серега! — сказал он. — Там, на земле, сам папа римский не усомнитсячто тут было и как. Сначала мы вам подчинимся — так? Дадим сигнал, запросим посадку, груз утащим куда-нибудь к тихим непальцам — так? Ну а там поглядим, задергаются, суки, или затаятся.

— Второе нежелательно, — заметил Перегудов. — Тут весь расчет как раз на то, что последуют резкие движения.

— Мы не боги, — сказал Буянов. — Уж как пойдет.

Пастух взглянул на часы. До входа в зону, помеченную координатами, полученными на земле, оставалось около двух часов. Он протянул листок, на котором были отпечатаны на принтере эти цифры.

— Вот здесь, над этой точкой, мы должны начать. Пусть штурман сделает привязку на карте — что это и где. Но смотри, листок сохранить! Это документ.

Эта работа не заняла много времени. Уже минут через пять Буянов вернулся, на лице его явственно читалось недоумение.

— Что-то мы не поймем ни хрена. Думали, аэродром какой-нибудь, авиабаза… У нас никаких пометок. Пустынный район в гористой местности, на стыке границ Ирана, Эмиратов и Рашиджистана. Как прикажете понимать? Есть там, конечно, на иранской территории один старый аэродром, но там никогда не сесть на нашем кашалоте.

— Тогда вот что, — сказал Пастух. — Летим в указанную точку. Там большое отклонение от маршрута?

— Да ерунда, — сказал Буянов, — километров сорок. Из-за чего огород городят?

На нашей скорости — минуты три лета. Зона, свободная от полетов… Непонятно все это.

— Это нам непонятно, — сказал Док, — а кому-то очень даже понятно, — Так что в указанный момент даю «мейдей», даю SOS, прошу всех, кто может, дать полосу для аварийной посадки. Так?

— Точно, — сказал Пастух. — Догадливый, черт!

— Чего много на себя брать? — улыбнулся Буянов. — Меня хорошо проинформировали, вот и все. Я узнал вас еще на земле, но имел приказ — прежде чем открыть план, хорошенько прощупать, прояснить, так сказать, моральный облик.

Вы ведь связаны с одной конторой, а со мной работала другая. И только этим утром, как я понял, у контор наших получилось «хинди руси бхай-бхай».

— Информировали тебя верно, — подтвердил Пастух.

— А мое дело какое? Мое дело коней погонять. Приказ первой конторы я выполнил. Выполняю приказ второй… Буянов оттянул пружинную крышку небольшого люка над головой и достал черный пластиковый пакет. Он был запечатан по старинке сургучом. Буянов протянул его Пастухову:

— Ломай печать. Это тебе, сугубо лично. Сергей быстро вскрыл пакет. В нем лежал большой конверт, довольно толстый и увесистый, и вдвое сложенный листок бумаги. Сергей прочитал записку, нахмурился и тщательно изорвал листок на мельчайшие кусочки. А конверт засунул поглубже во внутренний карман пятнисто-серой военизированной униформы, в такую их всех облачили в подземном гараже перед выездом на аэродром.

— Что там, Сергей? — спросил Док.

— Любовная записка, — сказал он серьезно. — И приглашение на свидание.

— А в пакете?

— Эх, — сказал он, — до того, что в этом пакете, еще жить да жить…

…Внезапное то ли задержание, то ли арест в самый, казалось бы, неподходящий момент такого крупного руководителя, как Роберт Николаевич Стенин, естественно, поразило всех собравшихся на поминки в малом банкетном зале Президент-отеля.

Весть эта проникла из вестибюля в зал не сразу, и услышал ее сначала удрученный и как бы погруженный в размышления о бренности всего сущего генерал-лейтенант Владлен Иванович Курцевский, а через некоторое время и вице-премьер Клоков.

Надо заметить, что сами эти моменты получения известия о задержании Стенина — то есть все реакции и непроизвольные движения рук, плеч, надбровных дуг и лицевых мускулов тщательно регистрировались не только малозаметными и никому не известными сторонними наблюдателями, но и видеокамерами.

Люди сидели за столом, ели, пили, разговаривали, с печалью посматривали на траурные фотографии, и почти все они пропустили два чрезвычайно впечатляющих и непохожих друг на друга мини-спектакля. Что делать — мы часто упускаем самое важное и интересное, происходящее рядом с нами.

Но полковник Голубков со своими ближайшими помощниками и специально оставленные в зале люди уехавшего вместе со Стениным Макарычева не упустили ничего.

К Курцевскому быстро подошел один из адъютантов, наклонился и прошептал на ухо несколько слов. Что именно было сказано, никто в этот момент слышать не могдля этого потребовалось потом прослушать запись специального техсредства. Но в чем сразу могли убедиться Голубков и люди Макарычева, так это в том, что «великий немой», как в свое время называли дозвуковой кинематограф, и вправду был поистине велик.