Николай Чергинец - Русское братство

Среди арестантов выделялись трое. Одетые в телогрейки и хлопчатобумажные брюки, они имели внешность бывалых зэков. По строгости тона и властному выражению лица одного из этой тройки можно было судить, что он здесь за пахана.

Лязгнула дверь. Все тот же прыщавый старшина принес постель и ложку с кружкой. Он молча бросил все на свободную нижнюю койку в углу возле унитаза. Степаненко понял, что постельные принадлежности для него.

Свободных коек больше нигде не было, так что выбирать не приходилось. Заправив постель и улегшись на ней, Степаненко закрыл глаза и прислушивался к разговору, отдельным азартным выкрикам сокамерников.

«Что за люди? На что они способны? Среди подобной братии встречаются психически неполноценные, не говоря уже о деградированных, опустошенных, жестоких, а то и садистских типах… Надо быть готовым ко всему».

На соседней койке лежал старик совсем преклонного возраста. Шамкая беззубым ртом, заметил:

— Сейчас молодые наглые пошли. Такого бардака раньше не было. Тебя звать-то хоть как?

— Петр, — ответил Степаненко. — Петр Петрович…

— Я уже, Петя, по зонам больше двадцати лет. И везде к старикам уважение и почет был. А теперь стали как звери, как собаки: бросаются стаями на одного…

— Эй, парашник! — раздалось у стола. — Закрой хлебало, а то меня сейчас вырвет!

Старик умолк, отвернулся к стене.

Степаненко понял, что некоторое время ему придется жить двойной жизнью: входить в доверие к старшему здесь, обманывать, изворачиваться, следить за каждым своим словом, за поведением окружающих, не зарываться на первых порах, но и не давать повода, чтобы унижали… Нет, тут не расслабишься, тут постоянное психическое напряжение…

Степаненко скорчился на кровати, попробовал заснуть. Но мысли не давали спать. В СИЗО он попал случайно, это ясно. Но в чем его обвинят? Не могут же человека держать под стражей только за то, что у него нашли пулевое ранение… Странно все это…

От душного, спертого воздуха разболелась голова. Крики, стуки, непрерывный гам в камере не давали возможности расслабиться, раздражали до ломоты в суставах.

От всего этого Степаненко почувствовал себя одиноким и беззащитным, как никогда. Никому он не нужен в этом мире, в который он попал случайно, без вины… Этот мир, мир проклятых и позабытых людей, был враждебен ему.

Где-то за мрачными серыми стенами была другая жизнь, ярко светило солнце, по улицам гуляли беззаботные, а главное — свободные люди…

Черная тоска и грусть овладевали Максимом-

Вечером была еще одна стычка. Один из подследственных, разбитной, вихлястый, подошел к Степаненко, присел на койку в ногах, участливо спросил:

— Что менты шьют тебе, кореш?

— Да хрен их знает… — буркнул Степаненко, не особо расположенный к болтовне.

— Тебя звать-то хоть как? — все так же участливо спросил вихлястый, почему-то щупая ткань брюк.

— Петр Петрович.

— Ах футы-нуты! Петр Петрович! — вихлястый вдруг сорвался с койки и, приседая как в гопаке, прошелся по свободному пятачку в камере.

Пройдя таким образом круг, вихлястый опять подошел к Максиму.

— Деньги у тебя есть?

— Сколько есть, все мои, — уже сурово проговорил Степаненко.

— А то бы одолжил. Скоро отоварка, а у нас ни шиша. Кстати, ничего костюмчик у тебя.

— Он мне самому нравится, — спокойно сказал Степаненко, понимая, что вихлястый неспроста крутится возле него. Вот еще двое поднялись со своих мест и подошли поближе. Нет, надо быть начеку.

— Махнем не глядя, а? Махнем? — парень настырно лез на конфликт. — Я тебе свой пиджак, а ты мне — свой.

— Отвяжись, — буркнул Степаненко.

— Ты че? Хамишь?

— У пиджака рукав оторван…

— Нет, кажись, у тебя, паря, принципы имеются?

Костистые пальцы вихлястого уже вцепились в плечо.

«Будь что будет, — решил Максим. — Если сейчас не дать отпор, то станут помыкать…»

Коротко хватанув воздуха, он резким ударом прямой руки въехал наглецу в висок. Тот свалился, как сноп. Двое других словно ждали сигнала. Они налетели на Максима. Тактика у них была такова: схватить за руки, не дать развернуться. А потом уже молотить по чем попало. В том числе и по раненой ноге.

Степаненко сумел оттолкнуть одного, лбом угодил второму в лицо.

— Ша, паря! Резать буду! — завопил вихлястый. Он вскочил, в руке его появился обломок бритвенного лезвия. Степаненко отступил спиной к двери.

— Слушай, — глухо проговорил он, — ты меня на понт не бери. Если доведешь, я могу и убить…