Стивен Хантер - Жарким кровавым летом

Дверь сарая была полуоткрыта. Эрл прокрался внутрь. Пыль, паутина, запах сгнившего сена и древесной трухи. Сарай, если его оставить непокрашенным, будет гнить — так всегда говорил отец. Так оно и есть, и раз здесь нет отца, чтобы присмотреть за тем, чтобы сарай красили каждые два года, он сгниет напрочь, что он уже и делает. Воздух внутри был пропитан зловонием плесени и тлена. Древесина во многих местах казалась прогнившей: ударь ногой — и проткнешь насквозь. На полу валялись заржавевшие предметы сельскохозяйственного обихода: секаторы, газонокосилка, которой Эрл когда-то так часто пользовался, лопаты, мотыги, вилы. Тут же стоял покрытый толстым слоем пыли и ржавчины трактор. Стойла были пусты, хотя неистребимый запах навоза все еще продолжал чувствоваться.

Но Эрл сразу пошел туда, куда должен был пойти, — в дальний конец сарая, туда, где проходила толстая поперечная балка. Именно там повесился Бобби Ли. На деревяшке не осталось никакого следа от веревки, а на полу никакого следа от бочки, на которой он стоял, выполняя свою последнюю работу — завязать хороший тугой узел, — и которую в последний раз пнул, чтобы освободить свои ноги от поддержки, а себя от земного горя.

Он висел там, а веревка врезалась ему в горло, выдавливая из него жизнь, и он верил, что там, куда он уходит, ему будет лучше, чем здесь.

«Надеюсь, что так оно и оказалось, Бобби Ли. Я не сделал тебе ничего хорошего. Ты оказался первым из великого множества молодых людей, которых я подвел и которые расплатились за это своими жизнями». Их были легионы помимо Бобби Ли, целые взводы, начиная от Гуадалканала и кончая товарной станцией в Хот-Спрингсе, все те, которые доверяли ему и для которых он не смог сделать ничего, ровным счетом ничего хорошего, а только смотрел, как эти мальчики умирали.

В голову Эрла пришла заманчивая мысль. Он мог найти веревку и сделать то же самое, и это сразу решило бы много проблем для очень многих людей, прежде всего для него самого. Лица всех этих парней не будут вечно стоять перед ним (как это было до сих пор, за исключением моментов перестрелок) и не будут портить ему сон, еду, жизнь.

Но сегодня Эрл каким-то образом преодолел это искушение. У него сохранилось смутное воспоминание о том, как он, будучи в стельку пьяным, пытался выстрелить себе в голову в туалете в Вашингтоне и обнаружил, что забыл дослать патрон, — единственный случай за всю его жизнь, когда он нажал на спусковой крючок и удивился тому, что произошло.

У Бобби Ли не было такого везения. Он желал расстаться с миром, и никакая тайная часть его сознания не воспрепятствовала этому. Он оттолкнул бочку и покинул этот мир, ушел в лучший мир, где никакой пьяный отец не станет срывать на нем свой гнев и бить его, бить только для того, чтобы дать выход той ярости, что скрывалась в потаенных глубинах его собственного сознания. Второго октября сорокового года. Эрл находился тогда в зоне Панамского канала, в Бальбоа, на маневрах в джунглях, и испытывал превеликое удовольствие от этой имитации войны, его мозг был поглощен тактическими проблемами, местными неудобствами, необходимостью командовать своими людьми, беспокойством по поводу капитана, который, как казалось Эрлу, имел слишком большое пристрастие к бутылке...

Хотя нет. Не второго октября сорокового года. В этот день случилось что-то другое. Да, точно, что-то другое. Бобби Ли убил себя два дня спустя, четвертого октября сорокового года. Почему же он запомнил второе октября?

Ах да. Теперь он вспомнил: Карло Хендерсон сказал, что ограбление вагона с деньгами «Алкоа» произошло второго октября. Пятеро мужчин открыли стрельбу, убили четверых железнодорожных охранников на той же самой треклятой товарной станции и ушли безнаказанными, забрав с собой 400 000 долларов, которые очень быстро перешли в руки Оуни Мэддокса и, вероятно, должны были обеспечить ему безбедный остаток жизни.

Что-то из того, о чем он подумал, очень крепко зацепило Эрла.

Внезапно он забыл о пыльном сарае, где умер его брат и где не осталось ничего, кроме гнили и распада, и полностью ушел в размышления.

Должно быть, отец очень сильно избил Бобби Ли третьего или четвертого октября. Вероятно, он напился вдребезги, разозлился, забыл все на свете и избил мальчика так, что тот решил отправиться туда, где для него найдется спокойное место, какого не нашлось в этом мире.

Но почему четвертого октября?

А собственно, почему бы и нет? Если это должно было случиться, то случилось бы все равно, не в этот день, так в любой другой.