Джерри Эхерн - Миссия в Афганистане

Но благодарить надо было прежде всего Мерану. Она стояла ярдах в десяти от места схватки, держа в руках свою снайперскую винтовку, из ствола которой шел дымок.

Фрост слабо улыбнулся ей и только собрался снова ринуться в бой, как вдруг понял, что никто уже не стреляет. Вокруг стояла почти полная тишина, лишь изредка прерываемая криками раненых русских солдат, которым спустившиеся с гор моджахеды резали глотки.

Капитан положил М—16 на землю и отвернулся. Смотреть на суровые горы было гораздо приятнее, чем на убийство беззащитных людей, которое происходило у него за спиной.

Отряд Акбара вновь пустился в свой долгий путь, то поднимаясь на горы и холмы, то спускаясь с них. Узкая тропинка, казалось, тянется в бесконечность.

Фрост машинально переставлял ноги, думая о своем. После боя он еле успел поймать руку Мераны, когда та хотела перерезать горло русскому солдату.

— Да он уже мертв, черт возьми! — сказал капитан. — Разве ты не видишь?

Вот тогда Фрост в первый раз отдал себе отчет в том, что у этой девчонки наверняка не все дома.

На плече он нес автоматическую винтовку М—16, а “Узи” положил в вещмешок. У него осталось не так много патронов к израильскому пистолету-пулемету, и он решил поберечь их.

Переход продолжался семь часов. Акбар прекрасно понимал, что когда уничтоженная ими колонна не выйдет на связь, русские поднимут тревогу и пришлют еще войска. А может, и вертолеты. Поэтому он и спешил увести своих людей как можно дальше.

Пропустив вперед несколько человек, проводник задержался и подождал, пока с ним поравняется Фрост. Они пошли рядом.

— Ты сегодня дрался, как настоящий патан, — сказал он с уважением и хлопнул капитана по плечу.

— А это что, все патаны? — спросил Фрост, указывая на моджахедов.

— Нет, в основном это люди из других афганских племен. Они тоже умеют хорошо сражаться, но патаны из племени африди самые лучшие. Ты должен был родиться патаном.

— Спасибо, — серьезно сказал Фрост.

— Еще два часа, и мы придем в селение, — сказал проводник.

— А далеко оттуда до того места, где находился Дженкс? — спросил наемник.

— Пешком — дней пять. Но мы, наверное, поедем верхом. Ты умеешь управляться с лошадьми?

— Не особенно, — рассмеялся Фрост, вспомнив свое приключение на вилле некоего доктора Калли. — Но если нужно, то в седле удержусь. Это и в самом деле лучше, чем топать пешком.

— Я вижу, ты о чем-то думаешь, капитан? Ты мало говоришь.

— Да не о чем мне говорить, — ответил Фрост.

— Это сражение сделало тебя таким задумчивым?

— Нет, я просто задавался мыслью, закончится ли вообще когда-нибудь эта ваша война. Ведь наверняка среди тех парней, которых мы убили сегодня, были хорошие люди, не хуже нас с тобой.

Акбар кивнул.

— Наверное, да. Я тоже об этом думал раньше. Но потом понял, что хороший человек не может быть коммунистом. Он должен или изменить свои взгляды, или умереть. Третьего не дано.

Фрост усмехнулся.

— Конечно, нельзя позволить им распоряжаться в вашей стране. Но и так, как сейчас, тоже продолжаться не может.

— Они никогда не победят нас, — убежденно сказал Акбар. — Пусть они поставят своих солдат на каждом метре в Афганистане и на пакистанской границе, даже в горах, все равно рядом с каждым скоро появится афганец, пуштун или патан, такой, как я. И в руках у нас будет нож или автомат. Так мы убьем первого русского, потом второго, потом еще. И будем убивать до тех пор, пока не освободим наши горы и землю. Только так может быть, если они не уйдут. Мы не сдадимся.

— А что тебе известно о Мэтте Дженксе? — спросил Фрост. — Мы еще ни разу не говорили о нем.

— Да, я видел его однажды, — кивнул Акбар. — Далеко отсюда, вон за теми горами. — Он показал рукой. — Он тоже хорошо сражался, и у него были умные глаза. Такие голубые. Он ходил в бурнусе, и странно было видеть восточную одежду и голубые глаза.

— А что ты знаешь о том оружии?

— Немного, — покачал головой патан. — Но это был не газ. Русские уже перепробовали на нас все виды газов. И я не думаю, что они станут применять тут биологическое оружие — слишком трудно и опасно для них самих. Тут и так мало растений.

Но однажды я встретил женщину, которая потеряла свою семью. Она выла, как волчица по ночам, и, видимо, лишилась рассудка. Но она говорила о каком-то пламени, которое возникало из земли и пожирало то, к чему прикасалось. Это пламя убило ее мужа и четверых сыновей. Возможно, это и есть то самое оружие, хотя я так и не понял, что она имела в виду.