Андрей Таманцев - Точка возврата

Проторчав на этом пятачке десять минут, поняв, что на данных рубежах стрельба по папе не предвидится, и решив, что хватит проверять невнимательность агентов, знающих наши описания, а скорее всего, и носящих у сердца наши фотороботы, мы скромно удалились в уютный сквер между корпусами политехнического института и присели на скамейку. Док закурил и погрузился в глубокие и, судя по тому, как он нещадно высасывал из сигареты свой противный дым, тяжелые думы. Вторую сигарету он закурил без малейшего перерыва после первой. Чтобы отвлечь друга от активного угробления собственного здоровья, я начал разговор. Разговор этот я начал еще и потому, что знал по опыту: рассуждение вслух лучше вытаскивает на поверхность сознания смутные мысли. А у Дока, очевидно, и вертелись какие-то неясные соображения по поводу тактики и стратегии Деда.

— Что-то вырисовывается? — спросил я его.

— Только в общих чертах. Весь вопрос в костюме.

— Костюме?

— Да, конечно! Ну подумай, Николай Иванович — прирожденный актер. Для того чтобы сыграть, скажем, немецкого унтера, нужно либо и быть этим унтером, либо, подметив основные манеры, повадки, лексикон этих самых унтеров, скопировать их с максимальной точностью и ни разу не промахнуться. Для этого нужно вжиться в образ, а это доступно только людям, владеющим даром перевоплощения. Таким, как хотя бы наш Семен. Ты помнишь, как старик сыграл дворника, когда брал Зайшлого? Его «дворник» не вызвал подозрений ни у самого «генерала», ни у прохожих, ни у охраны обменника. Вот мне и кажется, что костюмированное представление персонажа и будет почерком Николая Ивановича. Андрей хоть и сам человек искусства, но проявил здесь узость, решив, что старик может сыграть только немецкого оккупанта. Я проанализировал и считаю, что он может сыграть кого угодно или почти кого угодно.

— Почему «почти»?

— По-видимому, ему нужно знать антураж. Ну, дворников он в жизни насмотрелся, знает, как ведет себя типичный дворник, и скопировать дворницкие повадки для него не составило труда. И вот теперь вопрос: в каком облачении он попробует приблизиться к папе?

— А зачем ему в этом случае вообще что-то изображать? Будет такая разношерстная толпа, что в ней ничего не стоит затеряться в любом виде.

— Нет, не годится. Сквозь толпу трудно пробиться на рубеж выстрела. Это раз. В толпе будут кишмя кишеть агенты в штатском. Это два. Между толпой и папой будет все же известная дистанция. Это три. Серые господа в штатском, как ты мог убедиться, снабжены металлоискателями, а у Николая Ивановича нет ничего, кроме большого черного пистолета, от которого металлоискатель воет как сигнализация машины «ауди» в три часа ночи. Это, наконец, четыре.

— Значит, ты считаешь, что Дед попытается втесаться непосредственно в эскорт?

— Вот именно. Вся логика за это. Но в каком костюме, в каком виде?

— А нам-то какая разница? Мы-то его в любом виде узнаем.

— Не скажи. Боцман ведь не узнал его в костюме дворника, а у Боцмана глаз достаточно цепкий. Кроме того, чем больше мы будем знать о планах капитана, тем больше шансов будет его остановить.

— Хорошо. И что, у тебя есть хоть одна версия?

— Четкой нет, есть варианты. К сожалению, мы слишком мало знаем о старике. Надо учитывать, во-первых, что он старик. Значит, добра молодца он ни в каком случае изображать не будет. Должно выполняться еще одно условие. Старик должен неплохо знать типаж, который собирается изобразить. Вот тут-то мы и попадаем в тупик. Ну, положим, он может прикинуться пожилым чиновником. Но тогда ему пришлось бы внедриться в какую-нибудь делегацию, что, конечно, исключено. В советское время он бы нацепил ордена и его бы, возможно, пропустили, куда ему нужно. Это, разумеется, тоже отпадает. Конечно, он мог бы...

Но Док не успел договорить. Направляясь к нам, по скверу шел длинный сутулый нескладный человек, размахивая, как мельница, громадными руками, креня голову, да и весь корпус, и хитрюще ухмыляясь. Он старательно делал вид, что идет не к нам, а мимо, но при этом пристально в меня всматривался. Наконец он распознал сквозь бороду мои незабвенные черты, ухмыльнулся совсем уж хитро, прямо заговорщически, и решительно приблизился. Сбросил с плеча на лавку какой-то тюк, присел рядом, наклонился и хрипло прошептал мне на ухо:

— Смерть фашистам!

— Смерть! — дал я отзыв, а Док дико вытаращился.

— Если враг не сдается, его уничтожают!

— Согласен.

— Я знаю все!

— Что именно?