Кроме Сметаны и Серого, на разбор вызывались также свидетели. И первыми — Нисан Арабов и его брат Неерия…
Уклонение любой из конфликтующих сторон рассматривалось как признание вины.
Встреча в Израиле ничего доброго не сулила.
«Уроют где-нибудь в Иудейской пустыне…»
Братва сообщала, там уже находили кое-кого… На свалке. Чистеньких. Без признаков членовредительства…
Тут возник линявший в Лондон Варнава.
Сметана и Серый, инструктируя Варнаву, думали просить Жида быть их посредником в Иерусалиме. Положение изменилось, когда возникла надежда спасти от петли в «Лефортове» брата Серого… Посредник запросил за это головы бухарских банкиров и их иерусалимского представителя. Для этого следовало заманить Туманова в Москву. Варнаве это удалось. Жид был в Москве. Гарантии исчезли. Он превратился в заложника, в человека, объявленного вне закона. Каждый член группировки мог и обязан был с ним разобраться. С Варнавы теперь могли получить и та, и другая сторона. И в первую очередь бухарская группировка — за каждый волос, который упадет с головы Жида.
В мотеле Варнава увидел к е н т о в. Эти не были в курсе его дел. Публика была пестрой. Спортсмены, бандиты…
От «Дромита» присутствовали второстепенные фигуры. Несколько членов Совета директоров, главбух. Не было и Неерии — он заехал всего на несколько минут, окруженный десятком охранников. Извинившись, исчез, сославшись на дела.
С Варнавой за столом оказались дальние родственники погибшего и несколько небольших банковских боссов, которым он лично давал крышу. Впереди за столом сидели сестры и племянницы Ковача — с утра на ногах, голодные, они набросились на еду, худые, быстрые, светлые, в одинаковых черных пиджаках. Только вдова убитого оставалась безучастной. Неподвижная бледная кукла, нашпигованная нейролептиками. Опекавшая вдову секьюрити из частного агентства не спускала с нее глаз. Она все видела, замечала.
Варнава заметил, что в зале нет Савона. Не увидел он и никого из первых авторитетов.
Их присутствие всегда было опасным, потому что менты редко упускали возможность явиться непрошеными на воровскую сходку, проходившую под видом юбилея или поминок. Находились люди, которые заблаговременно предупреждали об этом братву. Кто они были и какие должности занимали, это оставалось тайной. О внезапных налетах такого рода решение принимали на самом верху, рядовых участников информировали в последнюю очередь.
—Авторитеты… Они в другом зале… — сказал кто-то.
Миха приехал к сестре поздно ночью, уйдя от слежки на Смоленской площади и помотавшись изрядно по Москве. Улица Поликарпова уже спала. Нигде не было видно ни одного ш т ы м п а. Они проговорили почти до утра. Встали попозже. Сестра позвонила на работу — смена начиналась с восьми. Попросила разрешения прийти к обеду. Из квартиры она вышла первой — осмотрела лестницу, верхнюю часть, до чердака. Все было чисто. Из дома вышли поврозь. Соньку повелисразу от подъезда. Она повернула, чтобы предупредить. Ничего не получилось. Жид увидел, что происходит. Вышел из подъезда. Сеструху оставили в покое. Миха заметил вчерашнюю «вольво», теперь к ней прицепили еще «жигуль». Сопровождавшие старательно отводили глаза. Никто не вытащил пушку. Приказа брать тоже не было. Ждали инструкций. Миха все еще не знал, что произошло накануне. Вышел на Беговую, остановил такси. «Вольво» и «жигуль» немедленно пристроились сзади.
—Куда?
—К Арбату…
У Ваганьковского кладбища вся улица была запружена машинами. Трамвай с трудом прокладывал дорогу в парк.
— Банкира убили… — Таксист знал городские новости. — Самого хоронят в Ташкенте. А это секьюрити…
— А кто банкир?
— В гараже говорили… Арабов, что ли?
На Ваганьковском народ уже разъезжался. Жид встретил корешей п о м а с т и. Сразу уяснил ситуацию: его положение в Москве было опасным. Из автомата у ворот набрал коммутатор Курского вокзала, вызвал сеструху. Сонька рассказала о визите Игумнова и номер телефона.
— Где ты?
— На Ваганьковском. Повтори медленно номер. Мне, может, понадобится помощь.
Таксист терпеливо ждал. С кладбища погнали в мотель. «Вольво» и «жигуль», по-прежнему не таясь, не отставая, держались сзади. Приказ убрать его все еще не поступил.
«Может, не могли связаться с начальством…»
Либо поступил, но исполнители подыскивали более удобные условия. Конец мог быть только один.
Читать дальше