Cassandra Claire - Draco Sinister

— Напротив. Но я не собираюсь сейчас все это обсуждать. Зовио! — негромко выдохнул он,

вытянув вперед левую руку, и мгновение спустя что-то выхватил из воздуха и протянул ей. Она

машинально взяла и вытаращила глаза:

— Носки с утками!? — она не могла отвести от них глаз: хлопковые, белые, с желтыми утками и

дыркой на пальце…

— Чистые, — отметил Драко.

— Это носки. С утками.

— Обувайся, — произнес Драко так спокойно, что Джинни сама не поняла, как она уже сидела на

кровати и натягивала их себе на ноги. Как только она закончила, Драко взмахнул над ними рукой,

что-то ярко вспыхнуло, и вместо носков у нее на ногах оказалась пара прозрачных туфелек, изящных

429

и переливающихся.

Джинни сидела и переводила взгляд — с туфель на Драко, с Драко на туфли. По его выражению

совершенно ничего нельзя было понять, он вообще здорово напоминал ей книгу, написанную на

Змееязыке: мальчик, вызывающий бабочек, чтобы превратить их в пылающие клочки, готовый

пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти другого, острый язык, которого мог говорить

приятное друзьям и также искусно же резать на кусочки врагов… Мальчик, который любил с такой же

яростью, как и ненавидел, который ненавидел так же отчаянно, как и любил… Драко Малфой…

клубок противоречий… Хотя, с другой стороны — а все остальные люди разве не такие?..

— Стеклянные башмачки, — наконец произнесла она. — Прикольно, но неоригинально.

— Я решил следовать старым испытанным образцам.

— Но на самом-то деле это просто носки. С утками.

— Никто об этом не знает, — возразил Драко. — Только ты и я.

Он снова протянул ей руку, и на этот раз она приняла ее.

***

— Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер! Рубеус Хагрид и мадам Олимпия Максим! Артур и Молли

Висли! Билл Висли и Флёр Делакур! Рем Лупин и Хэйди Хавард! Ангелина Джонсон и Фред Висли!

Джордж Висли и… это ведь юный мистер Висли, не правда ли?

Призрак Антон, наслаждавшийся происходящим и с упоением объявлявший каждую

спускающуюся по лестнице и вступающую на мраморный пол зала пару, заикнулся и замер, что и

не удивительно: Джордж воспользовался моментом и продемонстрировал в лучах рампы новейшую

изобретенную ими примочку: пингвинью мятную жевательную резинку. Его хорошенькая

многострадальная подружка, отдернула свой атласный шлейф от круглоглазого пингвина,

устроившегося рядом с ней на ступеньках.

— Зачем, Джордж? — взвизгнула она с отчаянием. — Ну, зачем?!

С глухим хлопком пингвин снова стал Джорджем, в великолепной черной бархатной паре от

Кеннета Тролля, — глядя на него невинный вид, и в голову не могло прийти, что он на такое

способен.

— Прости, дорогая, — с раскаянием произнес он, — мне показалось, что это была неплохая идея.

Его Яна что-то прорычала в ответ, спускаясь, ее синевато-зеленое вечернее атласное платье

заструилось по ступеням, вслед спешил Джордж.

На вершине лестницы Онори, невеста Перси, повернулась к нему с самым серьезным видом:

— Поверить не могу, Персик, что это твой брат.

— Да, — согласился Перси, сияя великолепием полосатых брюк и подтяжек от Армани. Вид у него,

однако, был такой, будто он едва сдерживал смех. — Эти близнецы невыносимы.

— Ты ведь никогда бы не превратился в пингвина на приеме, правда?

— Ну конечно, нет, дорогая. Разве что в выдру. Но в пингвина — нет, никогда.

Если Онори и собиралась что-то сказать, то это потонуло в протяжном завывании Антона:

— Персиваль Висли и Онори Глоссоп!

Спустившись, они присоединились к столпившимся у лестницы Гарри, Гермионе и остальным

Висли; Билл и Флёр держались за руки, Ангелина в серебристом платье наблюдала, как Фред

преподнес Гарри подарок: Гарри открыл коробку и в недоумении поднял глаза:

— Еще очки? — он вытащил пару. — Или ты таким способом пытаешься дать мне понять, что мои

не годятся? Я и сам это знаю.

— Почему бы тебе их не надеть? — Онори вздернула свой носик вверх, впрочем, как всегда. —

Почему бы тебе не обзавестись новыми? Ты бы вполне мог себе их позволить…

— Потому что Гермиона обожает мои старые. Правда, Герм?

— Безумно, — рассеянно согласилась Гермиона, поглядывая на другой конец зала, где профессор

Лупин чувствовал себя явно не в своей тарелке рядом с дамой, припасенной ему Нарциссой: ее

старинная школьная подружка Хейди красовалась в вызывающей золотистой мантии с открытой