Cassandra Claire - Draco Sinister

…Вот Гарри по ту сторону световой решетки, лицо его бледно и полно решимости… Полоснул

раскрытую ладонь сверкнувшим серебром в темноте ножом, просунул окровавленную руку сквозь

решетку…

Схватив за плечи и продолжая что-то говорить, Слитерин начал трясти Драко, и как достигают дна

камни, так и слова пробили путь сквозь хаос и смятение в его голове:

— Только не говори, что ты никогда не мечтал о его смерти!..

…Вот полупрозрачный Гарри на краю карьера, сквозь него тускло поблескивают звезды: «Ты

не причинишь мне зла…»

— Неблагодарный ребенок! — Слитерин опустил руки и отвернулся к Гарри, на его лице

появилась сочащаяся ядом улыбка. — Куда бы он ни попал, — мотнул он головой в его сторону и

снова взглянул на Драко, — помни, что именно твоя рука отправила его в это путешествие…

И оставив его, он развернулся и вышел сквозь темный проход в стене.

Наконец-то Драко смог двинуться — не столько потому, что приложил к этому какие-то усилия,

сколько потому, что у него просто подогнулись ноги; он бухнулся на колени рядом с Гарри и повернул

к себе его лицо. Руки были забрызганы кровью, и от этих прикосновений на лице Гарри оставались

кровавые следы.

— Гарри… — машинально позвал он. В глубине его души и нарастала уверенность, что Гарри уже

мертв, но он всеми силами сопротивлялся ей — нет, это невозможно, будь Гарри мертв, он бы это

почувствовал, ведь тогда часть Гарри, поселившаяся в нем после Многосущного Зелья, зашипела бы

и погасла; после всех этих месяцев жизни со смутным ощущением сосуществования двух людей в

одной оболочке, исчезни сейчас один из них, — Драко бы почувствовал физическую боль, словно во

время ампутации… Но все, что он сейчас ощущал, — это какое-то все нарастающее и нарастающее

онемение.

Только не говори, что ты никогда не мечтал о его смерти.

…Квиддитчное поле, пятый год — он стоит и смотрит, как встают трибуны, приветствуя

приземляющегося Гарри, как он улыбается ликующим Рону и Гермионе, как в его вскинутой руке

сияет в солнечных лучах снитч… Драко вспомнил слова Декса Флинта: «Ты превосходный Ловец,

Малфой, оправдывающий все наши надежды, однако Гарри Поттер всегда будет чуть лучше

тебя», — как он возненавидел тогда Гарри, какое отвращение к нему почувствовал… наверное, тогда

он пожелал ему смерти… из-за такого пустяка, из-за такой ерунды, как этот дурацкий Квиддитч…

Холод растекался у него внутри, он подавил приступ тошноты.

366

…Замок Слитерина… Гермиона по траве летит к Гарри, кидается ему на шею, хотя ее спас

именно Драко, а Гарри не сделал ровным счетом ничего, он просто сидел и ждал ее там… Даже

Любовного Зелья оказалось недостаточно… как всегда — недостаточно… как он ненавидел его

тогда… Хотел ли он, желал ли он его смерти?..

Он не сумел удержать забулькавшие в горле слова:

— Гарри?..

И Гарри шевельнулся. Его веки дрогнули и приподнялись, глаза широко открылись и начали

шарить вокруг, словно он только что пробудился от сна.

Драко судорожно схватил его за плечи. Глаза Гарри скользнули к нему — огромные, лучистые,

словно сияющая в солнечных лучах далекая морская гладь

— Я ничего не чувствую… — на адмантиновом полу растекалась лужа крови, куда более алая,

чем гриффиндорский лев.

…рубины на адмантиновой синеве…

— Он промазал?..

Драко снова ощутил в руке тяжесть навалившегося на клинок тела Гарри…

— Да, да, наверное, — торопливо ответил он.

Гарри прищурил глаза:

— Ты врешь… — его голос был удивительно спокоен. — Я почувствовал, как он проткнул мне

грудь… — он закашлялся. — У тебя все руки в крови…

Драко перевел взгляд на свои руки, потом снова на Гарри, и словно вопль страдания пронзил его

мозг. Ему почему-то показалось очень важным не тревожить и не волновать Гарри, ушедшего,

видимо, уже в такие дали, где боль не могла его достать… словно, промолчав о серьезности его

ранения, можно было все поправить. Он вспомнил серые туманные долины и голос Хельги, очень

похожий на голос Джинни: «Прекрати его дразнить. Он — всего лишь ребенок, и он смертельно

ранен…»

— Все в порядке, — заверил он Гарри; нашарив на горле бронзовую застежку, расстегнул плащ и,

скомкав, подсунул ему под голову — тот ничего не сказал, не шевельнулся — казалось, он вообще

не мог двинуть ничем, кроме глаз, — совершенно бледный, он обшаривал глазами комнату,