Cassandra Claire - Draco Sinister

не уверен, что он сохранил душу, чтобы мы имели возможность ее связать.

— Есть еще одна вещь, — она слышала, как дрожит ее голос.

— Какая? — вскинул взгляд Годрик.

Она встретила его пристальный взгляд.

— Ты когда-нибудь слышал про Эпициклическое Заклятье?

Гермиона почувствовала, как ее спящее тело содрогнулось от потрясения, и в результате этого

лицо Годрика дрогнуло и исчезло. Она пыталась ухватить и собрать клочки сна, но слышала лишь

отзвуки голосов в своей голове, четкие, но немного приглушенные, словно доносящиеся из соседней

комнаты — голос Хельги, ее собственный…

— Ликант готов, Хроноворот тоже, теперь остался только Ключ Годрика…

Потом голос сорвался на крик:

— Какой Источник он использует, если не меня? Где он нашел другого Магида, согласного стать

его Источником?!

— А может, это вовсе не Магид. Демоническая сила. Он мог ее как-то призвать…

— Нам нужно спрятать Ключи.

— Хельга их спрячет. Она знает, как их сберечь.

— Так мало времени…

— Гермиона…

Кто-то взял ее за запястье и позвал по имени. Но это не ее имя… или все-таки ее? Открыв глаза,

она заморгала и увидела какую-то темную бесформенную тень, которая медленно превратились

в черно-белого Рона, сидевшего на краю ее кровати и взиравшего на нее с явным нетерпением.

— Гермиона…

Чувствуя, что у нее все плывет перед глазами от головокружения, она потянулась и второй рукой

толкнула его с такой силой, что он чуть не кувыркнулся.

— Как… — голос ее прервался, она почувствовала, что задыхается; сердце неистово колотилось.

Она закрыла глаза. — Я спала, — произнесла она, не уверенная наверняка, к кому обращается —

к себе или к нему.

Рон немного отодвинулся, но руки ее из своей не выпустил:

236

— Я догадался. Ты кричала… ну, скорее, даже орала на… гм… Годрика. Это был действительно

Годрик Гриффиндор или есть что-то, что мне стоит сказать Гарри, потому что на самом деле я

не думаю…

Гермиона тихо уткнулась головой ему в плечо:

— Замолчи.

Рон вздохнул, но не двинулся. Она слушала тихое глухое постукивание сердца у него в груди,

мерное, как метроном, надежное, как сам Рон.

— Я слышала все их голоса, — зашептала она, — Ровены, Годрика… Она говорили о Ключах,

о том, где они спрятаны. Думаю, Джинни права, в ваших землях действительно что-то есть… может,

в подвале…

— Гермиона, — остановил ее Рон. — Это был всего лишь сон.

— Нет, — твердо заявила Гермиона. — Это не просто сон.

Она потянулась, взяла Ликант и протянула его Рону.

— Он связывает меня с ними. С Гарри и, особенно, с Драко. Я могу видеть во сне их сновидения…

может, даже то, что видят они. Так или иначе, я изучаю это. Я начинаю понимать, как все

взаимосвязано — как то, что случилось в прошлом, влияет на то, что происходит сейчас…

Она умолкла. Рон смотрел на нее упрямо, и ей показалось, что в его синих глазах она видит

огорчение.

— Гермиона, — медленно произнес он. — Этот путь неверен, не выбирай его, ты слишком мала —

подумай хорошенько… Я не знаю, что это за штука, — он мотнул головой в сторону Ликанта, — но ты

повторяешь историю с Драко и его мечом. Мне это не по нраву.

— Не всякая сила плоха, Рон.

— Может, и нет, — он отпустил ее руку и поднялся, — но как это определить?

Она вздрогнула — не от холода, в комнате вовсе не было холодно — и поддернула рукав. Рон дал

ей старую пижамную пару Фреда, поверх которой она натянула рождественский свитер, связанный

миссис Висли для Гарри, когда он учился на четвертом курсе: изумрудно-зеленый, с вышитым

спереди извивающимся драконом. Гарри однажды надел его раз в их последнее лето в Норе, и все

над ним потешались: он настолько вырос, что запястья торчали из рукавов, а низ был на целый дюйм

выше ремня джинсов. Посмеявшись, Гарри убрал свитер подальше в чулан Рона, где он и хранился

до нынешнего вечера.

Ей нравилось носить его: теплый, знакомый, пахнущий Гарри. Ей всегда думалось, что люди

должны пахнуть тем мылом, которым они пользуются, однако она убедилась, что это вовсе не так:

Рон всегда пах каким-то смешанным запахом скошенной травы и намазанного маслом тоста…

Драко — гвоздикой, перцем и ночным воздухом… а Гарри — мылом, шоколадом и еще чем-то… чемто, свойственным только ему, чем-то, что могло сгладить и облегчить боль утраты… Не полностью,

естественно. Но хоть чуть-чуть…

— Я не знаю, — наконец сказала она. — Не уверена, что я могу.