Владимир Буев - В стихах поэт один убогий. Пародии и подражания. Часть I

Чтоб скрыть молву.

Давай послужим

Любви сейчас.

Уверен, сдюжим,

Как в прошлый раз.

Текст пародии вновь не высмеивает оригинальное стихотворение, но как бы повторяет его в иной жизненной атмосфере.

Владимир Буев, судя по всему (уж не знаю – сознательно или нет), решился на отчаянный эксперимент, и этот эксперимент дал, мне кажется, неожиданный, но интересный результат. Ждать новых произведений от покойного поэта не приходится, а вот что ещё продемонстрирует нам современный пародист, можно ждать с интересом.

Останется ли Буев пародистом, или уйдёт в самостоятельное лирическое плаванье, сказать трудно: настоящий поэт всегда самобытен и резко индивидуален, а Владимир Буев постоянно опирается на чужие стихи.

Но то, что он поместил в этом сборнике, интересно и оригинально, и убедиться в этом может каждый.

Владимир Володин, журналист, литератор

Озаглавил «От автора» и задумался: не слишком ли самонадеянно? Автор ведь не один – их двое. Второй и главный (не будь его, не было бы и этой книжки) – Евгений Абрамович Баратынский. В первых строках Википедии о нём сказано так: «Одна из самых ярких и в то же время загадочных и недооценённых фигур русской литературы XIX века».

О «первом» авторе применительно к веку XXI никто никогда так не напишет. Даже через сто лет, не говоря уж о двухстах.

***

Желание написать первые подражания Баратынскому (или пародии на его стихи) родилось/появилось у меня после того, как портал stihi.ru объявил очередной конкурс на эту тему. Мой приятель Миша Гундарин считает сей портал сборищем графоманов (и не раз мне об этом говорил), ведать не ведая, что я там тоже то периодически, то активно публикуюсь (а может, как раз будучи хорошо об этом осведомлённым). Впрочем, я часто сам называю себя графоманом или даже гением графоманов (в этом случае у саркастичного собеседника сразу отпадают любые последующие вопросы), но Миша смягчает мой сеанс саморазоблачения, самобичевания и самоидентификации деликатной характеристикой «дилетант».

Да, именно так: дескать, ты, Владимир, не графоман, а дилетант, что не позорно.

Итак, на stihi.ru периодически объявлялись конкурсы подражаний и пародий, а я так же периодически в них участвовал. Но почему-то всегда оказывался в аутсайдерах, хотя (или опять же «впрочем») в этих конкурсах участвовало, как правило, всего по три калеки, включая меня. Не догадался я группу поддержки к голосованию подтянуть.

И вот «из миража, из ничего, из сумасбродства одного», то бишь из первоначальных нескольких подражаний/пародий/откликов на творчество Баратынского вдруг появилась сначала пара-тройка десятков моих виршей, потом – за «полтинник», а затем и свыше сотни. Вопроса публиковать всё это хозяйство или нет, у меня не возникало, иначе читатель этих строк не увидел бы.

Увидел, однако.

***

«Наше всё» Александр Сергеевич Пушкин оценивал Евгения Абрамовича и его творчество (во всяком случае публично) довольно высоко:

– «Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах…»;

– «певец пиров и грусти томной»;

– «наш первый элегический поэт»;

– «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством… Первые, юношеские произведения Баратынского были некогда приняты с восторгом. Последние, более зрелые, более близкие к совершенству, в публике имели меньший успех…»

Первые стихи Баратынского, по мнению Пушкина, имели успех потому, что:

– Во-первых «чувства 18-летнего поэта ещё близки и сродны всякому; молодые читатели понимают его и с восхищением в его произведениях узнают собственные чувства и мысли, выраженные ясно, живо и гармонически». Но вот Баратынский вырос, что называется, когнитивно, духовно и творчески (его «понятия» стали «выше»), поэтому «песни его уже не те». А читатели остались какими же, какими были, закостенели/стали косными, «разве только сделались холоднее сердцем и равнодушнее к поэзии жизни». В общем, Баратынский отделился от массы, уединился, вознёсся ввысь, смотрит на всё как будто с этой высоты и «творит для самого себя и, если изредка ещё обнародывает свои произведения, то встречает холодность, невнимание и находит отголосок своим звукам только в сердцах некоторых поклонников поэзии, как он уединенных, затерянных в свете». Кстати, уважаемый читатель, не возникает ли у тебя аллюзий с пушкинской же фразой, посвящённой самому себе: «вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа»?