Владимир Буев - Привык я утром двигать горизонт, или Гениальность не порок, а лишь повод для знакомства. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть III

«Помните фразу Юрия Олеши про “ни дня без строчки”, ставшую лозунгом… нет, не сегодняшнего дня, а советского (и отчасти российского) графомана?

Так вот: очень мне хотелось, чтобы ни единый стих Миши Гундарина не остался без моей пародии (версификации/вариации или на худой конец просто отклика как “природы сотворённой”).

Пока до этого далеко. Ещё не все стихи друга осмыслены, оприходованы и обласканы…»

С этого заявления начинается авторское предисловие Владимира Буева к третьему тому стихотворений Михаила Гундарина и его пародий на эти стихи. И сразу становится понятным, почему это – уже третий том, а также то, что он вполне может оказаться не последним.

Впрочем, в каждом томе есть свои особенности и свои сюрпризы. В этом Михаил Гундарин, а за ним и Владимир Буев обращаются к старой, как мир, теме. Причём делают это в нарочито постмодернистской форме:

знаменитый поэт после шестидесяти

перестал писать стихи

во время немногочисленных встреч с публикой

или редких интервью

на все вопросы о поэзии он болезненно кривится

и сразу же достает пачку фотографий

они всегда с ним в холщовой сумке

он стал фотохудожником-пейзажистом

все смотрят чтобы не обидеть

ничего особенного

леса поля холмы берега

камера плоховата да и снимки…

так банальны

что кажется будто, хвалясь,

он видит на них

что-то не видимое никому из нас

собственно, с его стихами было то же самое

Тема «поэта и поэзии», как учили нас в средней школе, присутствует в творчестве каждого крупного поэта (шутники добавляли к этому: и немалого числа поэтов мелких). Во всяком случае, начиная со знаменитого горациевого «Exegi monumentum aere perennius» и до конца прошлого уже ХХ века поэты писали стихи о себе, своём предназначении и своём труде регулярно.

Вспомним Державина:

Всяк будет помнить то в народах неисчетных,

Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить.

Или вот Пушкин, исключительно по-своему видевший общение поэта с публикой:

Поэт! не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдёт минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,

Но ты останься тёерд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда влечёт тебя свободный ум…

Однако Михаил Гундарин пишет совсем о другом – о старении поэта, об отходе от поэтического творчества. В середине 70-х об этом кратко и ёмко писал Александр Межиров:

Всё то, что Гёте петь любовь заставило

На рубеже восьмидесяти лет, –

Как исключенье, подтверждает правило, –

А правила без исключенья нет.

А правило – оно бесповоротно,

Всем смертным надлежит его блюсти:

До тридцати – поэтом быть почётно,

И срам кромешный – после тридцати.

Впрочем, поэт у Гундарина и до тридцати был, как мы видим, не из великих.

Но Владимир Буев в пародии на это стихотворение (между прочим, она – нечастый случай, когда пародист использует постмодернистскую форму стиха, идя за оригиналом) смотрит на проблему с совсем иной точки зрения:

когда поэт вступил в возрастную пору

его читатели вздохнули с облегчением

то есть свободно

а затем задышали полной грудью

и разбежались по своим квартирам и норам

чтобы найти себе нового кумира

вздыхая при этом о старом

ибо старый конь борозды не испортит

пусть творец и вышел в тираж давно

да ему и не надо было выходить самому

ибо и без него его тиражи

(даже если он сам ничего не писал

а писали литературные негры)

были миллионными

от его-не его произведений не было спасу

студентам филфаков литфаков и журфаков

на экзаменах…

В пародии поэт уже не обязательно и поэт: есть подозрение, что стихи за него пишут «литературные негры». И публика его не так уж и жаловала, особенно студенты филологических факультетов, как бы они ни назывались, которым творчество поэта необходимо было изучать по программе. И получается вполне современная и вполне абсурдистская история о не совсем существующей не совсем поэзии. И какой уж тут памятник, меди нетленнее, какая уж народная любовь, которой можно было бы не дорожить.