Геннадий Синцов - Сюрпризы в круизе

Морфлотовские рубли подняли в кармане крик. Голубиная семейная пара улетела. За столом сидели Кадрус и Карконта. Масонские жесты и знаки не срабатывали. «Ты оглохла!» — рычал Булочкин. «Ты ослеп!» — восклицала Булочкина.

Наконец, игра подошла к концу. Свинцовыми каплями-слезами упали на стол книжечки-боны.

— А тебе в каюте отдам, — пообещал Булочкин невеселой супруге.

И они ушли. Антошкин на радостях заказал шампанское.

— Дали мы им по мозгам! — раздухарился он и вдруг спохватился: — Вася, ты так и не ответил: князь ты или не князь?

— Токарь я, — отмахнулся Гвидонов. — Это что-нибудь меняет?

— Остряк, — задумчиво усмехнулся Антошкин. — Полжизни бы изменило. Но, — он поднял палец, — лишь в том случае, если твой дед князь и если он не окочурился. Сколько ему сейчас лет?

— Под восемьдесят, — бездумно ответил Гвидонов.

Рыжий Антошкин взвыл от восторга:

— Ага, раскололся! А Хохлаткина — дура. Я сразу понял, что ты ей туфту подсунул.

— Какую туфту?

— Объяснительную.

— Ты и это знаешь?

— Вася, давай договоримся: Антошкин знает про каждого. Не веришь? Дай лапу, я погадаю. Ты холост, вернее разведен, средний заработок — двести рэ, живешь с мамой в двухкомнатной квартире… Стоп, Вася! А эта загогулина откуда взялась? Неужели? — Антошкин поднял глаза. — Вася, ты еще и артист?

— Брось чепуху молоть! — Гвидонов поднялся, слегка уязвленный всезнайством Антошкина. — И насчет деда попридержи язык. Нищий он. Как дервиш. Я ему сухари везу.

— Ну и ладушки, — легко согласился Антошкин. — А про фильм не забудь. Я и название придумал: «Василий Гвидонов в зарубежном турне». Звучит?

Василий отправился в каюту. Она была занята. Хохлаткина проводила инструктаж актива группы. Гвидонов приоткрыл дверь и услышал очередное напутствие Хохлаткиной:

— И ничего не вижу зазорного, если гуляя по городу пятеро туристов возьмутся за руки. Они тут привыкли к нашим нормам поведения. Гвидонов, ты что хотел?

Василий потянулся и зевнул.

— Поваляться на кровати, — ответил он.

Хохлаткина всплеснула руками, призывая актив в свидетели: посмотрите, мал, какой нахал этот Гвидонов.

— Здесь штаб, Гвидонов, — отрезала она. — До двадцати двух ноль-ноль.

Делать нечего, Василий стал бездумно слоняться по кораблю. У бассейна-проруби по-прежнему жарились любители морских купаний и пляжных знакомств, вертели карусель неутомимые чайки, гордо и неприступно высился среди полуголых путешественников переодевшийся в костюм-тройку доцент. Потекли в кассы баров морфлотовские рубли в обмен на коньяки и шампанское. «Русскую» пока не трогали, и она покорно ждала своего часа. Из музыкального салона слышались крики и смех. Василий попал в самый разгар викторины. Культмассовик — длиннющая, сухая дама и почему-то без лорнета — скрипучим голосом безжалостно зондировала интеллект пассажиров.

— Кто это? — вопрошала она, на палочке поднимая портрет поэта Лермонтова.

— Джигарханян, — мгновенно реагировал хорошо и много поживший пассажир в чесучовом костюме.

Дама презрительно не замечала слабого на голову сверстника и извлекала следующий портрет.

— А это кто? — В зал мудро смотрел Л. Н. Толстой.

— Джигарханян, — стреляло в ответ.

— Мы видим Льва Николаевича Толстого, — снизошла до пояснения культмассовик, — гениального писателя…

— Это ведь надо! Обмишурился, — сокрушался чесучовый костюм. — А ведь вылитый Джигарханян. Из кинофильма «Место встречи изменить нельзя». Помните?

— Ничего общего! — не разлепляя губ, манерно отвечала просветительница.

Пассажир нахмурился: в голове складывался достойный отлуп. Наконец, отыскался:

— Если это Толстой, то где же Джигарханян?

— Мы сегодня в писателей играем, а не в артистов, — ловко вывернулась культмассовик. — И мне смешно (для наглядности она хохотнула), что вы до сих пор этого не поняли.

— Не учи дедушку кашлять, — наставительно произнес странный пассажир. — Давай в артистов играть.

Следующей викторины Гвидонов не мог выдержать и поэтому счел за лучшее исчезнуть по-английски…

Проснулся Гвидонов в прекрасном настроении. Сегодня они будут проходить Босфор. Восьмым чудом света называют его турки. Василий к громким прозвищам относился скептически. Порывшись в памяти, он пришел к выводу, что нет ни одной страны в мире, где хотя бы краем уха не слышали про семь чудес и не отыскали в своем царстве-государстве восьмое и самое-самое распрекрасное чудо.