Ника Ёрш - Ставка на любовь

Присев рядом с супругой, аккуратно отодвинул ворот платья от горла и приложил два пальца к бледной коже, пытаясь нащупать пульс. Ничего. Хотя Софи все еще была теплой, сомнений не осталось: совсем недавно она отбыла в мир иной. А я теперь вдовец. Отдохнул, называется, от столичной суеты и привел нервы в порядок.

– Не успел. Или, может, любимчикам смерти требуется доза побольше? Нужно будет уточнить у магистра Пуля, – пробормотал и покачал головой, понимая, что не располагаю еще одной порцией лекарства, чтобы проверить предположение на месте.

Холодность, апатия и безэмоциональность не давали впадать в уныние, хотя даже сквозь них я понимал, что где-то внутри зреет ураган, способный вогнать в тоску навеки. Я не спас девчонку, не уберег. Но пока на душе господствовал штиль, а в голове шумел ветер, отгоняя опасные страшные мысли.

“Поистине убийственное забвение, – подумал, прислушиваясь к себе. – Вот что нужно было выпить, когда Элиза ушла”.

Я вздохнул и собирался подняться, чтобы отправиться за своим саквояжем, когда веки покойницы дрогнули и поднялись, обнажая пустые белки глаз. Ни зрачка, ни радужки, только пустота. Но отчего-то я точно понял: Софи смотрит на меня.

Где-то в мозгу забрезжила одинокая мысль о том, как повезло с успокаивающим откатом от исцеляющего зелья, иначе в лучшем случае стал бы заикой до конца своих дней.

– Джеймс, – тихим хрипловатым голосом проговорила Софи, при этом едва шевеля губами. – Это ведь ты?

– Я, – ответил, уже второй раз за сегодня мечтая бежать от нее, но оставаясь на месте.

Впрочем, рассудок быстро подсказал, что прятаться от темневика в этом лесу бессмысленно. Тем более что эта бледно-голубая нечисть – моя жена.

– У меня в груди что-то, – шептала тем временем Софи. – Болит.

– Рана? – уточнил я, с сомнением глядя на вполне себе целое платье.

– Н-нет. Будто кошка расцарапала. Но внутри. Глубоко.

Миг, и я почувствовал то же самое, но в другом месте. Перевел задумчивый взгляд на собственное предплечье, чувствуя там легкое покалывание, перерастающее в ноющую саднящую боль. Отодвинув рубашку, скорбно уставился на то, как на едва зажившей коже проявляется вязь рисунка. Глаз с бледными очертаниями зрачка.

Метка смерти, называемая “дар жизни”. Я точно о ней слышал. Прикрыв глаза, погрузился в глубины памяти, пытаясь восстановить нужные знания.

“…Древняя магия, – вещал голос магистра Велье, – сильная и страшная! Смерть тоже имеет свои слабости, и чувство справедливости у нее весьма своеобразно. Так, в награду за проявленную доблесть и за жертву, принесенную храбрецом, она может отсрочить уход, подарить шанс, призрачную возможность отвести глаза от ее посланников, заменив себя кем-то другим. Может назначить вас своим любимчиком. Но не разочаруйте ее, иначе сто крат пожалеете о своем новом даре…”

Знания всплывали в памяти, не вызывая явных эмоций, но рождая смутную тревогу. Однако стоило Софи шевельнуться рядом, и я вновь уставился на нее, мгновенно позабыв о метке-артефакте, о которой слышал когда-то на лекциях.

– Не понимаю, что со мной, – проговорила девушка, приподнимая руку, словно в поисках опоры.

Раньше, чем успел подумать, наклонился вперед, помог сесть, успокаивающе погладил по голове и спокойно пояснил:

– В тебе проснулся дар. Такое бывает в экстремальных ситуациях, когда накал эмоций слишком велик. Например, когда выходишь замуж за первого встречного, бросаешь дом и едешь в лес кормить волков. Собой. Кроме того – так уж вышло – ты сразу прошла инициацию, пустив в себя силу. Это необычно, но, похоже, вполне имеет место быть…

– Впустила силу? – Она зажмурилась и облизнула сухие губы, вновь наливающиеся прежней краснотой.

– Ты умерла, Софи, – терпеливо пояснил я. – Хоть и ненадолго. Побывала за гранью и вернулась не одна, а с силой, принадлежащей тебе. Скорее всего, по праву рождения. Ты – темневик. Любимица смерти.

Она снова распахнула глаза. “Карие, – облегченно отметило подсознание. – Душа не пострадала”.

– Темневики? – Она схватила меня за руку. – Это темные маги? Те, кого находят еще малышами и забирают из семей? Я слышала, за сокрытие таких детей родителей ждет смертная казнь… Нет-нет, ты не прав.

– А волки сдохли сами, осознав, какие неудобства нам причинили? – уточнил я, кивая на пепелище неподалеку. – Сгорели от стыда в прямом смысле слова?

– Может, это кто-то другой? – с надеждой спросила супруга.

– Может, – устал спорить я. – Тогда спасибо ему. Кто бы он ни был.