Михаил Цыганков - За несколько дней до конца света…

– И долго вы будете истуканов с острова Пасхи из себя строить? – спросил Кудесник.

Я не собирался изображать из себя монумент бесследно исчезнувших цивилизаций, просто не знал, как подступиться к этому памятнику древнерусского зодчества. Мне ни разу не попадался самоучитель езды на русских печах для чайников…

– Как этим управлять? – спросил я. Печка обиженно громыхнула заслонкой.

– Управлять ей не надо. Не ковер. – с усмешкой сказал старик. – Сама дорогу знает. Только не болтайте много.

– Как болтать, когда не понятно куда залезать? – я оглядел высокие кирпичные бока. – Тут лестница нужна!

– Ты глаза разуй, солдатик! Сто крабов тебе в глотку! – к деду вернулась его привычная манера разговора. – Тогда и увидишь.

И я увидел… но моя история на этом не закончилась.

На прощание дед расчувствовался. Крепко обнял меня (без всяких задних мыслей!), прижал к своей небритой щеке Кейси, сказал: «Береги его дочка!» и, помахав нам вслед бескозыркой, крикнул:

– Гусару обязательно передайте – я стрелял холостым! Так и скажите, Кондратий Булавкин стрелял холостым…!

Стояли когда-то на речке Смородине две небольшие деревеньки – Емелино и Пугачево. Скажу сразу, деревеньки не богатые, потому как мужики жили там, мягко говоря, своеобразные. В Емелино сплошь мечтатели, прожектеры, непьющие, но и не работящие, любящие на печи полежать и планы грандиозные построить о глобальной перестройке окружающей действительности. Лежали и мечтали обычно до тех пор, пока у их баб терпенье не лопалось и они (бабы), взявшись за ухват, лом или оглоблю (что под руку попадется) шли воплощать мечты (свои, а не мужиков) в реальность, методом жесткого контакта вышеперечисленных предметов с головой и спиной законного супруга.

Пугачевские мужики были людьми более практичными, лежали только с большого перепою, а мечтали в основном о том, чтобы срубить деньжат по-быстрому и особо не напрягаясь. Поэтому и слыли первыми разбойникам в округе. Поговаривают, что они были на короткой ноге с самим призраком Коммунизма, но в это верится слабо. Потому, как они не выдвигали ни каких политических требований, а просто грабили всех, кто под руку подвернется. Даже на саму Большую Дорогу Из Желтого Кирпича ходили, но редко. Чаще к бабам из соседнего Емелино. Так мужики из двух соседних деревень и прозябали в грабежах, праздности и пьянстве.

Но как-то раз, зимой, выловила одна емелинская баба из проруби говорящую щуку. Как выловила? Случайно. Пошла за водой к проруби. А кому еще идти, если мужик целыми днями на печи лежит и мечтает построить мост от своего порога до самой столицы? И за такими великими прожектами нет ему никакого дела до низкого домашнего хозяйства. Зачерпнула баба воду, щука в ведро и влетела. Может, задумалась о чем-то своем щучьем, может, от старости, зрением ослабла, сейчас этот факт для истории установить уже невозможно. Баба оказалась не дура сразу ведро из проруби вытащила и стоит на улов налюбоваться не может, прикидывает, сколько рыбных котлет на ужин получится. Щука, естественно, просит её отпустить, обещает разную чушь в которую и поверить трудно, а баба ни в какую. Говорящая рыба здесь не редкость. Вот курица, несущая золотые яйца редкость. А говорящая рыба нет. И если каждую в прорубь обратно отпускать, то с голодухи можно легко копыта отбросить. Поэтому баба и уперлась. Подняла ведра на коромысло и собралась в избу тащить.

Щука, вообще, чуть с ума не сошла, завыла так, что баба едва из валенок не выскочила, но коромысло из рук не выпустила.

– Скорее небо упадет на землю, – говорит, – чем сдастся Измаил! Тьфу ты, чем я сама, своими руками столько еды в реку брошу. Мне мужика кормить нечем. Умственная работа знаешь, сколько сил отнимает? Вот дотащу тебя до печки…

Щука видно совсем от такой перспективы свихнулась и кричит:

– А если твоему мужику ни на что больше силы тратить не надо будет? И он к тебе прямо сейчас, сюда не вставая с печки, приедет, поверишь, что я не простая щука?

Баба кивнула, чтобы сумасшедшая рыба от неё отцепилась и вдруг видит, несется прямо по льду её любимая печка, а на ней сидит её муж Емеля. Кстати в Емелино почти всех мужиков Емелями звали – традиция народная такая. Глаза выпучил, трясется, на ходу в одеяло заворачивается. Баба с испугу ведро выронила. Щука не дура, моментом воспользовалась, скользнула в прорубь, но не удрала, а стала наблюдать за дальнейшим развитием событий.