О.Покровский - В заповедных и дремучих

А судьбе всего того мало. Вот она и затеяла помотать парнюгу по городам, весям… да мерям… На своей шкуре проверить, своими глазами повидать, а и просто поучаствовать в контактах Гросии с Ордовским миром. -Уж- решила судьба-игрунья: – Коли есть он персонаж медийный, то бишь востребованный в рассказках, глядишь, через его похождения читатель и про некоторые Ордовские традиции, и факты истории прознает. Родилась же на свет сила тяжести из-за падения фрукта на голову именно тому единственному человеку, коий в состоянии был её развить, и до нас довести… Эй, как там тебя теперь… Эмиля, давай, двигай в заповедные и дремучие славные Уромские леса…

Крепкий, да справный пленник, привязанный к слеге позади дюжины ему подобных, не старался перебирать ногами быстрей. Кому ж охота поскорей на невольничий рынок попасть, а то и вовсе в евнухи угораздиться? За то ему, опять же, как и остальным, кнутом перепадало весьма нередко. Беззлобно-равнодушно, словно скотину, степняки метко подгоняли «нужного» человечка без лишних слов и придирок. Связка, в которую в конце концов парня определили, ничем не отличалась ни от той, в которую он попал вначале, ни от второй, куда перевязали молодых парней на первой ночёвке, с той лишь разницей, что сперва к ногам не была привязана бьющая, мешающая и натирающая ноги лесина. Хитрые кочевники, очевидно, имели повод не особо доверять лесине потоньше, шейной.

–Да что ты всё, «Хозяйка», да «Хозяйка», – выговорила она, не прекращая сеять муки- У меня, так и знай, имя есть. Хошь- гросское Анна, а хошь- по здешнему- Ашавой зови. Это у меня, как сюда пришла, волосы больно уж были светлыми, вот и прозвали. Ты же тоже вот, не токмо Емеля, а ещё и Эмилио, видишь ли. – Решето, наконец, вытряхнуто и отложено и женщина насмешливо глянула на Емелю: – Или стара я для имени и так для тебя хозяйкой и останусь? Парень гоготнул и прогудел: – Не-е, чего-й- то стара-то? В самый раз, – и понял, что сказанул не то. Анна-Ашава хмыкнула: – Ну-ну… В самый раз ему… Люблю смелых, но… Успокойся, парниша. В древние времена говорили- «Ты не герой моего романа», хоть, может, по жизни и герой.

Август на исходе. Кузнечичий стрёкот не стихает, изредка вдали словно весенняя лягушка-жерлянка заклокочет, комарики те же звенят тонко, жалостливо… Гладь отсвечивает розовым, жёлтым и огненным, круги на тихой поверхности расходятся то бесшумно, а то с громким всплеском. Ещё тепло ночами, днем жарища стоит летняя совершенно, но птицы уже смолкли, дневные – на ночь, ночные- по семейным обстоятельствам.

Где-то справа, по-над лесом, вскарабкалась выше самых могучих верхушек луна. Чуть прищуришься, ан- золотое яблоко, с одного боку стукнутое и едва заметно смятое. Сразу понятно, что спелое и ароматное. Звёздочек пока мало, раз-два и обчёлся, но день стал скудеть часами, оглянуться не успеешь- засверкают рассыпанным просом на небесной «Большой дороге», освещённой катящейся с верхотуры луной. Люд лесной с сумерками стал по домам расходиться. А то как же, последние деньки сено просушить, а кому хмелю набрать, диких ягод насушить, опять же- к осени крыши подлатать, погреба, да клети проветрить. Едва управишься, там уж полевые работы начнутся, огородики рук потребуют, дальше – птицы к югу потянутся… Откормленные, ленные, такие зимой нужные, вкусные… А оно, между прочим, во всех землях, где про ордву знают, почитают каждого их них удачливым охотником, и не напрасно. Бьют они птицу осенью сильно и много, иначе не прожить многоснежную лесную зиму. Но бьют умно и бережливо, как деды и прадеды завещали. А предки- они если что не так, и предъявить могут. Не зря же на каждых ордовских поминках старуха, видящая души умерших, перечисляет всех, кто пришёл из того мира и пересказывает, о чём они говорили за столом. Так ордва и жили век за веком, новому обучаясь, да старого не забывая. И наш герой неожиданно обнаружил в себя приязнь к неспешной, текущей подобно чистой полноводной реке их жизни. Да и не только их, а и своей, которая сколько уж времени неотделима от радостей, печалей и забот бесхитростных местных обитателей.

Весь мир, полагаю, знает историю о том, как поймал в свое время деревенский увалень щуку и отпустил ее в реку, поддавшись на уговоры. И многие помнят, что щука та отблагодарила Эмилио, на Родине, правда, тогда звали его на свой привычный лад Емелей, возможностью щучьим велением и его, Емелиным хотением выполнять неисполнимые в принципе желания… Неисполнимые, если не захотеть сильно-пресильно. Именно с желанием и настроем на чудо у парня и были проблемы.