–Эк успокоил, а ты, стало быть, кем будешь-то? –Маленький уселся, обхватив колени крепкими ручками: – Я буду, мил человек, Куд-атя. Домовой, разумей, по-вашему. За хозяина в этой избёнке. Хозяйка-т здесь одна, вот я и помогаю, как могу. Токмо, коли другие наши от домашних своих прячутся, я хозяйке сразу показался. Она ж непростая… Ох, непростая будет, знай, пришлый. Коли совсем начистоту, то, пожалуй, такая и одна бы без меня со всем управилась, но… порядок- есть порядок. – Оба некоторое время помолчали. Емеля, собираясь с мыслями, разбрёдшимися, будто овцы у нерадивого пастуха, и вполуха слушая свист, щёлканье, да трели соловьёв; домовой- наслаждаясь произведённым впечатлением, ожидая новых вопросов, посапывая картофелеподобным носом… А снаружи, невидимая нам, дедам, прадедам, бушевала, заливалась, забывала себя, пернатая жизнь.
– Покалякать по-людски хочется. Да чтоб сурьёзно и о чём-то этаком … важном, что ли. А не то, – мозолистая ладошка досадливо гребанула прохладный ночной воздух: – С хозяйкой, так не положено, вроде, а с котом- Куд-атя помолчал малость: – О чём с энтим паразитом и говорить? Его же и занимает только жратва, да деревенские Мурки. Животное, одним словом…
–Да не, и чего это я? -Емеля потряс головой: – Любой малец знает, что домового, хоть в упор гляди, человеку не увидать, единственно, разве, «обратным»– боковым зрением… – Щека его снова опустилась на слегка колющийся тюфячок, глаза блаженно защурились и он отдался на милость «пригрезившегося» сказочника… Да и какая, в общем-то, разница, собственный ли твой мозг представляет картины расслабленному засыпанием разуму, или чуткое, избавленное в предвкушении сладкого сна от необходимости внимать окружающему миру, ухо услыхало вдалеке нечто, что дополняет, подменяет и доносит до гораздого додумывать несуществующее сознания, если это складно, интересно, захватывающе… Нет, определённо, всё же, далёкий шум достигает слуха и причудливо преображается в живую речь… домового. – А и пускай, коли это поможет приятно заснуть, – и губы выгнуло счастливой улыбкой…
И чего я ещё здесь-то? – Куд атя, громко вздохнул: – К хозяйке опять, значит, этот долговязый пришёл. Вот вроде я и есть в дому хозяин, ан-нет, как он в дверь, меня будто кто выталкивает наружу. Человек-то, кажется, неплохой, она, хозяйка-т, с большим понятием, а вот оно как! В которую ночь он придёт, всё бросит, только и знает потчевать, да ластиться до своего Терёши, а тот хватит из серебряной фляжки, и как безумный, неистовый, да неутомимый делается… Тут не токмо я, а и тот же срамник кот за дверь шементом выметается, выпучимши зенки… Но наутро, стало быть, она нас балует и закармливает, весёлая, помолодевшая и будто в чём виноватая…
И домовой принялся приглушённым голоском монотонно рассказывать о нелёгкой домовячьей жизни вообще, о своей, горемычной (не-не, я-т своё понимание имею и дом блюсть мне не в тягость и не в обиду…) в частности, жаловаться на равнодушие кота… Емеля пару раз задрёмывал, убаюканный складным речитативом, снова просыпался, продолжая слушать, кажется, с того же места, на котором выпадал из повествования… В какой-то момент рассказ перестал восприниматься ушами и начал создавать причудливые образы в мозгу, сменяя один сюжет следующим, не менее причудливым… Тело подхватило, закачало, растворило в видениях и уже сквозь сон, отчего и сам после не уверен был, что не пригрезилось, он услыхал лопотание, тихохонькое и непонятное по причине плохого знания ордовского языка, прерываемое мурлыканьем, ворчанием, а реже- мяуканьем, тоже почти неслышным… Под этот аккомпанемент сон его окончательно и заполучил, всего и без остатку, до самого утра.
Жизнь, господа (и дамы)– штука сложная, непредсказуемая, и неповторимая. Хоть и говорится –Жизнь пройти- не поле перейти, но прикиньте что-то к чему-то… Не похоже ли это явление, участниками которого становимся все мы, и не по своей воле, на… поход до остановки, скажем, общественного транспорта? Вот идём, значит, мы, такие все из себя разэтакие, а и вместе с нами попутно, встречь, либо наперерез уймища народу. Кто куда направляется. Иной, как и вы, до той же остановки дошагает, да ещё и постоит немного. Парой фраз, глядь, и перекинетесь с ним, а не то и родственными душами друг дружке покажетесь. Только р-раз- и его, или ваш трамвай подходит, куда кто-то из двоих вскочит, и поминай, как звали (и Митькой звали). И опять в павильончике- один с ноги на ногу мнётся. А другие и вовсе, даже до остановки не дошедши. Один, понимаешь, в концерт, другой- в библиотеку, або качалку, третий… третий вообще пропал, как в воздухе рас творился, а кто из подъезда, вроде вышел, ан, снова дверь захлопнул и путь на другое время отложил. Но, как ни крути, а только гора с горой, говорят, не сходятся. А нас то лбами столкнёт, то вдогонку, а то и совсем непонятно как, с тысячами и тысячами на жизненном пути, что у каждого своей длины и направления, сводит. И круг знакомства, дружбы-приятельства, родства-соседства и пробегания мимо, «здрасьте» не сказамши, крайне затейлив, да непредсказуем бывает. А Эмилио, как и раньше Емеля, от большинства из нас мало, чем и отличается, хоть и персонаж на всю голову сказочный. Разве тем, только, что иной в глаза его не видя, в книжках про щуку, и её веление такое имя прочитывал.
Читать дальше