Глория Му - Игра в Джарт

Остановившись у трактира, Алый прислушался – из распахнутого окна, увитого настурциями, доносился глубокий, временами срывающийся в бас голос, напевавший то ли молитву неведомому богу, то ли заклинание:

Алый мягко, по-кошачьи отступил назад, оглянулся на своих спутников.

– Это точно он, – сказал негромко Белый.

– Но что он…?

Белый лишь пожал плечами.

– Я войду, осмотрюсь?

– Нет. Войдем вместе, – поправив очки, сказал Золотой, – мала вероятность, что мы совладаем с ним и втроем. А уж по одному он передавит нас, как кутят.

Алый мельком улыбнулся, взглянул на небо, ясное, нестерпимо-синее – станет ли этот день его последним? – и, нагнув голову, вошел в трактир.

Там царила приятная прохлада, пахло свежими опилками, полынью и влажным деревом, но после яркого утреннего солнца полумрак на мгновение показался почти непроглядной тьмой.

Просторный, со сводчатыми каменными потолками, зал напомнил ему полуподземные храмы Ордена. Столы из старых дверей, поставленных на бревна, были выскоблены до блеска. По стенам висели диковины, привезенные со всего света. Алый презрительно скривил губы. Весь смысл жизни здешних людишек, по-видимому, заключался как раз в том, чтобы прийти в такое место, и – медленно и вечно – сидеть, пить и разговаривать.

Два мальчика-подростка, разбрасывавших опилки по полу, завидев рыцарей, подхватили корзины и юркнули в боковую дверь, а он – он, то насвистывая, то напевая странную свою песню, неспешно протирал оловянные кружки за стойкой. На вошедших едва взглянул.

Белый знал его по прежним временам, и Золотому доводилось с ним встречаться, Алый же видел его впервые.

Он был похож на скалу, о которую бессильно разбиваются морские волны, время и смерть, но больше, чем могучая стать, поражало несокрушимое спокойствие, которым дышал весь его облик. Короткий кожаный жилет, какие носят на востоке, не скрывал ни шрамов, ни татуировок. В лице угадывалось что-то звериное – тяжелая челюсть, лоб крутой, словно утес, короткая, прямая переносица, широкие ноздри, миндалевидные глаза, большие, черные, с золотистым проблеском – при этом оно отличалось поразительной гармонией черт. Чуждой, непривычной, но абсолютной.

Теперь Алый легко мог поверить гуляющим среди солдат байкам о его невиданной мощи, воинской доблести, бесстрашии и силе духа. Такого человека он охотно принял бы как товарища. Беда в том, что человеком-то он и не был.

Непростительно и дальше медлить, вот так разглядывая его, смутившись, подумал Алый, и, следуя протоколу, спросил:

– Ты – Астерий? Тот, кого называют Рожденным от гнева богов в лабиринтах ужаса?

– Те, кто так меня называют, долго не живут, – ответил тауран. Голос его звучал мягко и насмешливо, будто слова эти были всего лишь шуткой. Но Алый, хоть и понаслышке, хорошо знал цену его словам. Он шагнул вперед, обнажив меч на четыре пальца.

– Бог, которого ты покинул, призывает тебя, Астерий. Если не пойдешь добром, нам придется…

Астерий хмыкнул, поставил кружку, взял следующую, и, перегнувшись через стойку, с нескрываемым удовольствием окинул взглядом меч.

– О, ульфберт? Хорош! Только вот беда, теленок – чтобы вынуть его из ножен, тебе придется лечь на пол, – и, усмехнувшись, указал вверх большим пальцем. Алый не посмотрел, но от досады его бросило в краску. Какое, право, ребячество – хвататься за меч! Хоть обеденный зал трактира был довольно большим, но с полуторным боевым мечом здесь и в самом деле не развернуться.

– И мух не разогнать, – словно услышав его мысли, кивнул Астерий. – Берись за лабрис, мой тебе совет, а не желаешь по-глупому его бесчестить – так за дубинку.

Хороший совет отчего бы и не принять? Заалевшийся Алый выхватил из-за пояса короткую турецкую дубинку, сделал обманное движение вниз и вбок, и ринулся на Астерия.

Предугадав его маневр, тауран швырнул кружку, и угодил Алому точнехонько в лоб. Рыцарь рухнул навзничь с таким грохотом, будто об пол разбили окованный сундук. Взметнулись опилки, затанцевала в солнечных лучах золотая пыль.

Тотчас же, с удивительной для такого массивного существа легкостью, Астерий перемахнул через стойку, Белого ушиб кулаком по темени, а Золотому вывернул руку, и врезал его же дубинкой по уху

Оглядел поверженных рыцарей. Покачал головой. Сдернул с плеча тряпицу, вытер руки. Зычно выкрикнул: