Лана Мур - Цветок для Тьмы

– …да, я прекрасно помню, про ваши особенные условия, – голос гостя растекается густой патокой, обволакивает. Кажется, даже приклеивает к двери. По крайней мере, отойти не могу – слишком сильное любопытство – к чему ведет незнакомец? – Но женщинам сложно жить одним, без помощи…

– Мы справляемся, – прохладно обрывает его жрица.

– Конечно, справляетесь. Но зачем мужественно преодолевать трудности, если их можно переложить на плечи тех, кому по силам их преодолеть? Вам обеспечат безопасность, достойное существование, как положено жрицам Светлой Ашты.

– А взамен? – интересуется жрица, и с каждым словом ее тон становится все холоднее и холоднее.

– Свободный доступ к вашим воспитанницам. Чтобы каждый желающий мог взять их в жены в любую точку империи. Неужели вы не хотите счастья всем вашим девушкам?

– Этого не будет никогда, – голос жрицы жесткий и ломкий, будто лед на вершинах гор, из которых берут начало наши ручьи. – Ни одна воспитанница, а тем более жрица, не покинет стены храма по прихоти или приказу имперца.

– Мэделин, – голос гостя тоже стремительно холодеет. – Сейчас я стараюсь договориться с вами по-хорошему. Вы укрылись в горах, отгородились от всех высокими стенами, устроили здесь рай под облаками и совершенно не представляете, что творится внизу, на земле, – напористую речь гостя прерывает смешок жрицы. – Урожаи становятся все скуднее, скот болеет и гибнет, женщины не могут забеременеть, а те, кому удается, не в силах разродиться. Ваши девушки нужны стране.

– И кто же во всем это виноват? – ничуть не проникшись словами гостя, интересуется жрица. – Мы не вмешиваемся в дела империи, только оказываем посильную помощь тем, кто в ней нуждается и готов принять, к кому благоволит Ашта.

– Если вы не примете мое предложение, жрица Мэделин, мы можем действовать и по-плохому, и привести войска к вашим стенам.

– Войска против стайки девушек, защищенных только покровительством Ашты и молитвами? Действительно, храбрые воины, – слышу, как жрица усмехается и скрип дерева по камню – кажется, она поднимается из кресла. – В таком случае вы добьетесь лишь того, что храмы Ашты опустеют, а земля окончательно погибнет. Вы этого хотите? Потому что так и будет. Дочь Ашты нельзя ни к чему принудить. Благословение богини дается только добровольно.

– К Баргу ваше благословение! – рявкает гость. – Я всего лишь хочу, чтобы люди перестали голодать, земля снова стала плодородной, а люди не умирали так быстро.

– Это и есть благословение Светлой Ашты, – ласково, словно несмышленышу, объясняет жрица, – и насильно вы его не получите. Не получите, пока в ваших сердцах столько злобы, жадности, ненасытности. Просветлейте душой, и сами удивитесь, насколько изменится ваша жизнь.

– Упрямая женщина! – снова скрип и глухой удар о стену. Испуганно прикрываю рот, чтобы не вскрикнуть – неужели незнакомец презрел закон гостеприимства и поднял руку на жрицу? – Добьешься только того, что все ваши храмы сравняют с землей, а девчонок заберут и сделают рабынями. Этого хочешь?

– Мы не покинем храм.

– Останетесь под камнями?!

Ответом ему служит полнейшее молчание.

– Глупая упрямая женщина!

Незнакомец распахивает дверь раньше, чем я успеваю отскочить. На мгновение сбивается с широкого шага и сверлит меня взглядом из-под капюшона. Мне бы испугаться, но слова жрицы придают сил – я дочь Ашты и несу ее благословение! Вскидываю голову, расправляю плечи и не отвожу от мужчины упрямого взгляда.

– Дуреха, – хмыкает он. – Если в твоей головке есть хоть крупица разума, то беги, спасайся, пока сюда не ворвались мужчины.

– Вы не запугаете меня! – шепчу я, но мужчина уже проносится мимо, только плащ, взметнувшийся за его спиной темными крыльями, оглаживает лицо и плечи.

– Элина? Что ты здесь делаешь? – как ни в чем не бывало, из приемной грациозно выплывает жрица. – Отправляйся в свою комнату и не выходи, пока я не разрешу. Ты наказана, – как всегда спокойно говорит она, и по тону совершенно незаметно, что ей только угрожали.

Наказания следовало ожидать, и я без возражений покорно отправляюсь к себе.

Несколько дней я сидела в своей скромной, как и у сестер, комнатке. От нечего делать, измеряла ее шагами: двенадцать в длину – оказываюсь у высокого и узкого окна, через которое, если отодвинуть легкие шторы, можно увидеть цветущий сад; шесть в ширину – прохожу от небольшого столика, на котором лежат подготовленные для связывания волокна растений, к узкой кровати, застеленной белоснежным покрывалом, в ногах кровати небольшой шкаф – чтобы хранить мой скромный гардероб, больше и не нужен, – а с другой стороны ширма, отгораживающая подставку с глубоким тазом и кувшин с водой.