Светлана Багдерина: Ой, ноблесс, ноблесс…

– Суров он у вас, как я вижу, – улыбнулась Серафима.

– Зато справедливый, – заступилась за реку, как за родного человека, Находка.

На ночлег в этот вечер опять пришлось остановиться на дороге, хоть Атас почти до полной темноты не давал приказа разбить лагерь – то ли спешил, памятуя утреннее недовольство царя, то ли надеялся найти – безуспешно – во всей местной однообразной географии что-нибудь отличное от узкой извилистой дороги.

И снова, когда ее вольные и невольные спутники занялись приготовлением ужина и ночлега, царевна первым делом надела украдкой волшебное кольцо, и успевший уже окраситься ночью мир залил серый свет.

Распахнув решительно дверку кареты, она чуть не разбила ее в щепки о камень, с удобством расположившийся на обочине и без того узкой дороги, обложившись-укутавшись чуть не до макушки, как старый обрюзгший боярин одеялами, желтеющей травой. За его толстой спиной виднелся склон, сплошь поросший низкими корявыми кустиками и ручей на дне. За ручьем – лес. Справа от кареты почти такой же неровный щетинистый склон поднимался вверх, и макушка горы топорщилась растрепанными елками.

Неторопливо, как если бы наслаждаясь тихой теплой ночью – на случай, если бы кто-нибудь наблюдал за ней – Серафима цепким взглядом оценила обстановку.

Ее четверка телохранителей-тюремщиков уже стоит на прежних местах с шестоперами наготове и равнодушно таращится в ее сторону. Саёк поодаль обложился продуктами и торопливо разводит огонь, чтобы приготовить ужин для живых. Еще дальше, но в другой стороне, один сержант трудится-пыхтит, раздувая свой костер, маленькое пламя которого хулиган-ветер так и норовит задуть, а второй увлеченно командует умрунами, воздвигающими для них палатку. Неподалеку от них штандарт-полковник с мрачным видом достает из сумки маленькое круглое зеркало в черной раме. То самое. Зоркое. Малое.

Если спуститься по этому склону вниз, пройти по воде и затеряться в лесу, то к утру, когда ее хватятся, и следа никто не отыщет. Но, с другой стороны, это направление, этот склон, этот ручей – первое, что придет в голову преследователям…

А вот если подняться по тому склону, перевалить за вершину, которая от дороги где-то метрах в двадцати и затеряться в лесу, пока ее следы ищут внизу… К тому же там и кустов поменьше, и трава пониже.

Над этим, безусловно, стоило бы подумать. Если бы не было рядом умрунов.

Вздохнув и поморщившись, царевна повернулась и хотела уже забраться обратно в карету, как вдруг…

Она дала себе слово выяснить позже, не прописаны ли в стране Великого Октября также и какие-нибудь духи огня, ветра или еще чего-нибудь, и при первом же удобном случае поблагодарить их от всей души.

– Помогите!!! Помогите!!!

– Да чего же вы стоите, дебилы, помогите быстро все!!!..

Сержант, который разводил костер, наконец, раздул пламя в полную силу. Сержант, который руководил установкой палатки, наконец, запутал своих солдат так, что они уронили эту палатку рядом с костром. И тут вмешались легкомысленные духи огня или ветра или еще чего там, и первый же высокий язык пламени костра склонился к павшей в неравном бою с царской гвардией палатке и смачно лизнул ее. Хорошо просохшая за день ткань пришлась непривередливому огню по вкусу, и не успело Костеево воинство и глазом моргнуть, как палатка сержантов, палатка штандарт-полковника и их вещи, сваленные тут же рядом в кучу, занялись веселым яростным пламенем.

– ПОМОГИТЕ!!!!!..

– Горим!!!..

– Все!!!..

– Все сюда!!!..

Все – значит все. Приказы в армии не обсуждаются. Особенно умрунами. И в первый раз за полторы недели Серафима была признательна им за это.

Когда пожар был потушен, штандарт-полковник поспешил узнать, не напугала ли вся неожиданная суматоха его высокородную подконвойную. И тут его поджидал сюрприз.

– Где ее величество? – набросился он на вжавшуюся в угол кареты под его напором служанку.

– Н-не з-знаю… Н-на улицу вышли… Н-не в-возвращались еще, как пожар начался…

– Не возвращалась?…

Атас стрелой вылетел наружу, шмякнув ни в чем не повинной дверцей о бок кареты так, что с нее сорвался и раскололся о дорогу череп с тазовыми костями – герб Костея – и закрутил во все стороны головой.

– Охрана!!! – рявкнул он, пытаясь во тьме разглядеть хотя бы одного умруна, приставленного караулить карету и пленницу, но безуспешно. – Охрана, проклятье!!!..

С места пожарища уже бежали четыре умруна, назначенные сторожить будущую супругу Костея этой ночью.