Анна Солейн - Волшебница для короля

– Ваше имя, – сонно проговорил старец.

– Мария, – брякнула я, трогая рукой каменную кладку – вдруг развеется миражом? Кладка стояла насмерть.

– Второе имя?

– Просто Мария, – отозвалась я и поморщилась. Ну любила моя мама этот сериал. Хорошо хоть не Изаура.

Старец закончил выводить что-то на бумаге (гусиным пером!), затем взял со стола тяжелый деревянный штамп, дохнул на него и шлепнул сверху. Протянул бумажку мне.

Тонкая, желтоватая. Надписи сделаны еще не высохшими чернилами, мелким почерком, сверху стоит штамп, на котором изображен силуэт грифона – или как там называется это животное с орлиным клювом, крыльями и телом льва?.. Не могу прочесть ни слова, буквы незнакомые, острые, тонкие, почти лишенные кругов.

– Ваша виза для пребывания в Монтевире, Просто-Мария. Носите в кармане исподней рубахи, дубликатов мы не выдаем.

– Но… У меня нет исподней рубахи, – растерянно ответила я.

Старец окинул меня взглядом из-под пенсне, остановившись на голых ногах и на камзоле с чужого плеча.

– А должна была бы, – упрекнул он. – Даже с вашей профессией, милочка. Один медяк.

– С профессией? Какой профессией?

– Один медяк, – угрожающе повторил старец. Стражники у ворот покосились в мою сторону, явно прикидывая, ждет их сегодня работа по задержанию злостной неплательщицы или придется дальше скучать.

– Стойте! У меня есть… – я полезла в карман камзола и нащупала монету, которую бросил мне «черный». Правда, она была не медной, а скорее золотой. Я уже знала, что на одной ее стороне был выбит грифон, а вторая была пустой. Вдруг подойдет? – У меня есть вот это.

Старец протянул руку, поправил на носу пенсне, поднес монету к глазам и тут же вскочил, будто ошпарился. Торопливо выбрался из-за стола, поднял на меня взгляд, полный благоговения, которое может испытывать только студент при виде преподавателя, от которого очень нужно получить зачет, или чиновник, который по недоразумению послал подальше большую шишку.

– Достопочтимая леди Просто-Мария, – старец протянул ко мне руки, вкладывая в ладонь монету, затем отвесил поклон, придержав шапочку. – Прошу меня простить за эту унизительную процедуру, не смог вас узнать. Надеюсь, Его величество не разгневается? – старец внимательнее заглянул мне в глаза. Я неопределенно пожала плечами. В глазах его мелькнул испуг, тон голоса стал еще слаще. – Не будете ли вы так великодушны проследовать во дворец с нашим кортежем?

– Я… – великодушна сделать… чего? Это он мне так транспорт до дворца предлагает? Я закусила губу. Судя по тому, что все происходящее не торопится развеяться туманной дымкой, оно мне не мерещится. Или глюк настолько качественный, что его со спокойной совестью можно объявить реальностью. И тут меня осенила догадка. Может, я сейчас лежу в коме после того, как меня сбила машина? Это многое бы объяснило. Особенно то, что я хорошо вижу, хотя очки, как моя одежда и украшения, странным образом исчезли.

– У меня дети, – слезливо проговорил старец, так и не дождавшись ответа. – Внуки! И еще пес! Одноногий… Если Его величество разгневается… – он замолчал, выдерживая многозначительную паузу, внимательно и испытующе глядя на меня.

– Я… да, хорошо.

Если это моя галлюцинация и я действительно сейчас в коме, то – наверное, мне нечего бояться? Я ведь рано или поздно проснусь? Или не проснусь? Я слышала, люди в таком состоянии могут лежать годами. А как же мама? Сердце заныло от одной мысли о том, как она наверняка сходит сейчас с ума. Интересно, я могу как-то приблизить свое возвращение домой?

– Леди? – заискивающе спросил старец.

– Да, пожалуйста, – пробормотала я, не зная толком, на что соглашаюсь. Старец тут же развел бурную деятельность.

Оказывается, что согласилась я на карету из черного дерева, украшенную золотистыми финтифлюшками, с грифонами на дверях, и на флегматичного кучера. Появилась карета примерно через полчаса после того, как старец отправил куда-то гонца – тощего мальчишку, ошивавшегося поблизости.

Внутри карета была обита яркой тканью, вся целиком, даже пол, так что секунду мне было неловко садится внутрь – после того, как я прошла несколько километров босиком по грязной дороге. Но старец был полон такого яростного желания запихнуть меня в карету – и, видимо, сбыть с рук, – что пришлось подчиниться.

Ехали мы совсем недолго, а когда кучер открыл передо мною двери, я оказалась уже не в городе, а во внутреннем дворе замка – на квадратной мощеной площади, в центре которой плитка лилового цвета образовывала силуэт агрессивно настроенного грифона. На высоких ступенях у входа меня встречали двое мужчин и девушка в одежде дороже, чем я носила за всю жизнь. Смотрели на меня все трое весьма красноречиво. Моя мама, описывая такой взгляд, обычно говорила: «Смотрит, как Ленин на буржуазию». Но что-то мне подсказывает, что Ленин у этой троицы мог бы поучиться.