На земле первым делом он торопливо забежал в туалетную будку за огородом, примеченную еще с высоты.
На закате Полкан, чинно сидевший на своем хвосте, уже устал делать вид, будто это не у него громко бурчит в животе от голода. Они сидели здесь вдвоем с Грушей, и Груша точно знала, что подобные трубные завывания исходят не от нее, а значит больше не от кого. Под ее пристальным мрачным взглядом чудо-конь смущенно всхрапнул и мысленно пробормотал, что, пожалуй, отправится на охоту, ненадолго. Груша так же мысленно проворчала, что за его отсутствие она не собирается никого убивать, так что Полкану вовсе не обязательно за ней присматривать, тем более так пристально. Получив такое обещание, Полкан с чистой совестью радостно ускакал ловить зайцев.
Грюнфрид еще немного посидела в прежней унылой позе, обхватив колени руками, хотя отсиженная попа ныла от долгой неподвижности и холода булыжника, заменявшего табурет. Гоблинка вот уже который час взирала на уходящий вниз склон, кучеряво-волнистый от перьев папоротника, на окрашенные пятнами закатного света стволы высоких стройных сосен, за которыми виднелось дно оврага с протекающим среди зарослей ручьем. Грюн сидела на утоптанной площадке перед входом в драконье логово. За ее спиной в земляной пещере Руун Марр не переставал грохотать, шуметь, стучать, звенеть — дракон собирал вещи в дорогу. И, похоже, немало добра он накопил в логове за годы службы принцессе, раз так долго разбирает свой хлам.
Грюнфрид поднялась с места. Она напомнила себе, что дала обещание не убивать дракона, пока не вернется Полкан. Но она не обещала не делать попыток к убийству. Кривовато усмехнувшись, гоблинка направилась ко входу в нору.
Стоило чуточку отодвинуть занавеску, сделанную из пятнистой коровьей шкуры, и одним глазком заглянуть внутрь, как голос дракона заставил вздрогнуть:
— Не стой на пороге! Либо зайди, либо опусти шкуру, не то комаров напустишь! Сама же потом будешь жаловаться, что жужжание спать не дает.
Грюн вздрогнула, насупилась: она не собиралась проситься на ночлег. Лучше спать на земле под открытым небом, чем в логове дракона! Но всё-таки послушно переступила порог.
— Сядь, не мешайся, — приказал Марр, указав рукой на лавку возле стола.
В логове он принял облик человека, всё-таки при всей юркости и ловкости крылатый ящер довольно неуклюж, когда дело касается вещей и сумок.
Гоблинка села, огляделась. Просторную нору освещали масляные лампы, привешенные на крюках под низким потолком. Стены покрывал слой белесого лишайника, земляной пол был заботливо посыпан светлым речным песком. Окон в логове не имелось, только дверь. В углу был сложен очаг с дымоходом, отводящим гарь наружу: труба, уходящая в земляную стену, была склепана из разномастных щитков рыцарских лат. Сейчас над огнем грелся котелок с водой, видимо, для чая — горстка трав и ягод лежала на столе, приготовленная для заварки.
Другой угол логова занимала огромная лежанка, представлявшая собой охапки сена, наваленные на подобие кровати с основанием из оструганных бревен и с настилом из упругих тонких жердей. Поверх сена был наброшен широкий шелковый ковер, некогда дорогой и красивый, теперь сияющий подпалинами и прожженными дырами. Грюн скрыла злорадную ухмылку, прикрыв лицо ладошкой: похоже, дракону по ночам снятся кошмары, от которых он плюется огнем, а после просыпается от запаха собственной подгорелой шкуры.
— На, ешь! Или не ешь, как хочешь, мне всё равно.
Грюн подпрыгнула на месте: перед ее носом вдруг грохнул об столешницу глиняный горшок и звякнула большая ложка. Гоблинка подняла недоуменный взгляд на Рууна. Тот стоял над нею, подбоченясь, выжидательно смотрел. На невысказанный вопрос пояснил:
— Черничное варенье. Отобрал когда-то у селянок. Теперь либо выбросить, либо ты съешь. С собой не возьму, и так полные сумки — одежда в пути нужнее, а еду везде можно найти.
Груша поняла: врет. Не украл, а сам сварил, когда от тоски маялся. Она взяла ложку, с опаской почерпнула черную жижу, лизнула… И стала наворачивать — не пропадать же варенью, в самом деле.
Руун, усмехнувшись, бросил на стол краюху пшеничного хлеба, не того, что был промочен, другого, хорошего, пусть немного черствого. И выставил кувшин молока и пару кружек. Грюн разрешения не стала спрашивать, да и благодарить тоже не собиралась — отломила корочку, налила кружку, продолжила чавкать. Руун Марр вернулся к сборам.
Среди множества предметов обихода — горшки, плошки, миски, которые Руун складывал стопками и отставлял в сторонку, среди мешочков с крупами, с засушенными травами или специями находились и неожиданности вроде кинжала в узорчатых ножнах, усыпанных самоцветами.
Читать дальше