Татьяна Коростышевская - Призвание – миньон!

– Вечер, – проговорил мужчина, присаживаясь на скамейку.

– Какое тонкое наблюдение, – улыбнулся шут. – Не буду с вами спорить, канцлер.

Канцлеру ван Хорну было уже крепко за сорок, двигался он с расчетливым величием, говорил едва размыкая губы, будто каждое сказанное слово требует усилий, а смотрел на собеседника с явным выражением брезгливости. Мармадюку ван Хорн не нравился, впрочем, это было взаимно. Они терпели друг друга только потому, что другого выхода не было. Если канцлер формально являлся вторым лицом в Ардере, то шут им был неформально, поэтому им приходилось уживаться, даже проворачивая совместно некоторые стратегические комбинации, ведущие чаще всего к процветанию королевства.

Они немного помолчали. Встречу назначил канцлер, и Мармадюк оставлял за ним право первого хода.

– Как поживает ее величество?

– Неплохо, в чем вы, наверное, успели убедиться во время недавнего совета.

Они опять замолчали. Мармадюк никуда не торопился, он вытянул перед собой длинные ноги, скрестил руки на груди и, кажется, задремал. По крайней мере, мелодично захрапел и опустил голову на плечо собеседника. Издали их вполне можно было принять за парочку.

– Шут, – пробормотал канцлер.

– И снова в точку.

Ван Хорн поморщился и отодвинулся на край сиденья.

– Что за блажь пришла в головку нашей повелительнице? Турень намекал, что вскорости нам сообщат об организации некоего института?

– Она вам не говорила?

– Что имеется в виду?

– Ее величество желает завести при своем дворе миньонов, – ответил Мармадюк. – Видимо, она не сочла эту новость достойной быть озвученной во время совета. Она уже призвала ко двору наследников нескольких десятков дворянских фамилий. Молодые люди, свежая кровь, новые лица.

– Оборванцы. И где же она возьмет денег на свои причуды?

– Думаю, у вас, – расхохотался шут. – Всей Ардере известно, у кого здесь самая плотная кубышка.

Ван Хорн задумчиво потер бритый подбородок:

– А если я не дам?

– Тогда даст кто-нибудь другой – лорд Вальденс или Турень. Им ведь не придется объяснять, что участие в образовании нового ближнего королевского круга – дело выгодное. У каждого из этих достойных лордов есть сыновья, которые в случае, если они войдут в этот круг, смогут без особых усилий блюсти интересы родителей. Провинциальные дворянчики – это, конечно, мило, но им трудно будет тягаться со столичной молодежью.

– У меня тоже есть сын.

– Юный Гэбриел, кажется, вернулся ко двору из вашего родового замка?

Отвечать не требовалось, лорд ван Хорн не любил лишних слов.

– Я участвую, – твердо проговорил он, поднимаясь. – В казначейство будет доставлена требуемая сумма уже к завтрашнему вечеру.

Канцлер удалился не прощаясь, а Мармадюк остался на скамейке, у него здесь было назначено еще две встречи – с Вальденсом и Туренем, которым он сделает то же самое предложение. Аврора будет довольна, деньги на ее миньонов нашлись.

В дверь стучали. Гэбриел ругнулся, накрыв голову подушкой:

– Пошли вон, канальи!

– Любовь моя… – Моник провела тонким пальчиком по его спине. – Просыпайся, тебя ждут великие дела.

– Подождут. – Гэбриел сгреб девушку в охапку, дернул тонкое кружево пеньюара, обнажая полные белоснежные груди.

Она засмеялась как серебряный колокольчик, выгнулась на постели, отвечая на ласку.

Моник была шлюхой, высокопробной и очень дорогой, но сын канцлера ван Хорна мог себе ее позволить. Ее чуть рыхловатое тело, ее пепельные локоны, пухлый ротик, большие кукольные глаза – чтобы получить весь этот набор, дополненный вполне искренней страстью и избирательностью, которую демонстрировала кокотка, одних только денег было недостаточно, ну, по крайней мере, она его в этом уверяла.

– Малыш Гэбри опять готов к бою? – Шаловливые пальчики уже начали путешествие по его телу, Моник не возражала против быстрых утренних ласк.

Они приступили к делу, и все бы довольно скоро завершилось, но дверь вылетела от удара снаружи.

– Креспен, каналья!

Креспен, капитан личной гвардии канцлера ван Хорна, обвел спальню орлиным взглядом:

– Ваш родитель ждет вас во дворце, милорд.

Перед словом «милорд» вояка сделал небольшую, но вполне читаемую паузу. «Щенок, повеса, транжира, – было в ней, – недостойный великих свершений твоего отца!»

Гэбриел поднялся с постели, оставив простыню Моник. Та не спешила прикрываться, дразня Креспена своей наготой. Капитан дернул кадыком, раздул ноздри длинного носа и отвел взгляд. Он не был богат, не был хорош собой, не был знатен. Возлечь на ложе страсти с такой женщиной он мог разве что в мечтах.