Дарья Ковальская - Быть бардом непросто

Все это сложно, но в итоге ты получаешь все. И сам решаешь, как именно распорядиться в дальнейшем жизнью и богатством.

А пока… у тебя есть камень. И гора. И улыбки окружающих, уверенных в том, что ты чокнулся.

…Изучаю стоящий колом розовый ирокез в отражении воды. Русалки восхищенно причмокивают, плавая в глубине и пытаясь заглянуть мне в глаза. Так… где моя подводка? А, вот она. Рисуем контур вокруг глаз… Изящнее, еще изящнее. Вид у барда должен быть слегка болезненным, чтобы слушатели понимали душевные терзания исполнителя. Во! В самый раз. Подобные глаза не заметить сложно. Даже при очень большом желании. Выразительные такие. А что у нас с лаком? Так и знал. Опять потрескался.

Дую на ногти. Шепчу специальное заклинание, подслушанное у девчонок. И – вуаля! Ногти чистые, лака нет. Достаю из кармана пузырек с ярко-алой, страшно вонючей жидкостью. Откручиваю крышку зубами.

А теперь аккура-атненько.

– Ты что, ногти красишь?!

Инстинкты темного заставляют резко развернуться, врезать ногой в лоб с разворота, одновременно достать нож из сапога и приложить его лезвием к горлу нападающего.

Сижу на груди светлого эльфа, шипя и едва удерживаясь от того, чтобы не перерезать сонную артерию.

– Вот поэтому детей и не выпускают из дома, – хрипит он в ответ, косится на нож и старается не шевелиться.

Сижу, пытаюсь успокоиться и начать мыслить спокойно. Н-да. Инстинкты – вещь серьезная. Даже для пацифиста. Молча изучаю палец, накрашенный аж до локтя.

– Ножик убери.

Хмуро на него смотрю. Папа прирезал бы. Если бы его оторвали… к примеру, от охоты. Да так внезапно. Для профилактики и поддержания авторитета, так сказать. Но я не папа.

Встаю, сажусь у воды, снова колдую, счищая лак. Жалко. Кровь хищной игуаны достать сложно, а у меня остался всего один пузырек.

– Спасибо, – доносится из-за спины.

– За что?

– За то, что не убил. Видел бы ты свои глаза. Я думал, не остановишься.

– Ну ты уже старик, – отвечаю со вздохом. – А стариков убивать нельзя.

Наслаждаюсь слегка ошарашенным видом собеседника.

– Кто старик? А кому тут тысяча сто двадцать?

– Я пошутил.

– Я так и понял. Ну так сколько? – вопрошает светлый, выгнув дугой бровь.

– Пять.

– Не придуривайся. Если тебе пять, то мне десять.

– Поздравляю.

– Фтор.

– Что?

– Не груби старшим.

Кошусь на него. Лежит, закинув руки за голову, греется на солнышке и довольно продолжает перепалку. Странный он. Все светлые вроде как презирают темных. А этот разговаривает так спокойно, с издевкой, словно общение с темными для него вообще норма жизни.

– Кстати, я решил дальше путешествовать с тобой.

Кисточка с лаком заехала на палец. Хмуро изучил брак, попытался не паниковать.

– С чего бы это вдруг?

– Ты мне нравишься.

Паника медленно, но верно переросла в ужас. Слыхал я о таких светлых. После определенного возраста обычные удовольствия им приедаются, и они начинают извращаться. Так отец мне говорил: находят красивого мальчика, зверски развращают его и бросают бедолагу умирать от стыда и ужаса. Правда, потом папа прибавлял, что где-то я такого эльфа уже встретил. И мне понравилось. За что я всегда вызывал родителя на бой и неизменно был бит.

– Я понял. Ты – извращенец. – Прижимаю уши к голове и стараюсь незаметно отодвинуться как можно дальше.

На меня удивленно смотрят голубыми как небо глазами.

– А?

– Небось хочешь насладиться моим невинным телом.

– Невинным, – повторяет задумчиво. – И это в возрасте тысяча ста двадцати лет. Все настолько плохо? – Участие в его голосе оказывается таким неподдельным, что мне почему-то становится себя очень жалко. Появляется желание срочно что-нибудь добавить. Мгновение спустя приходит осознание того, что надо мной нагло издеваются.

– Не родилась еще та… зараза… которая насильно вырвет мой поцелуй!

– Я убит горем.

Подозрительно на него кошусь.

– Опять издеваешься?

– Да нет. Я так! – Задумчивый взгляд, хитрая улыбка. – Ты, главное, не переживай. Я тебя нашел и теперь всегда буду рядом. Позабочусь, обласкаю…

– Стоп. – Встаю, плюнув на лак. У меня уже все руки перемазаны. Позже докрашу. – Я. С тобой. Никуда. Не пойду! Понял?! Ищи другого идиота.

И, бросив на светлого взгляд, полный презрения, подхожу к Молнии, быстро седлаю и поспешно отъезжаю, показывая напоследок еще лежащему на траве эльфу мизинец [1].

Поля, вдали лес шумит листвою. У обочины то и дело мелькают в траве мелкие пичуги, перекрикиваются и выискивают червячков пожирнее. Мимо уха, гудя, пролетают три мухи, спешащие на свой мушиный банкет. Изучаю карту, покачиваясь в седле и чувствуя, как ветер пригибает ирокез.