Дмитрий Захаров - Летопись Чертополоха

– Игорь! – выкрикнула женщина. – Ты где?!

– Я здесь, Надежда Васильевна! – парень выдал испуганно петуха, и сконфуженно закашлялся.

Она протерла кулаками веки. Обычная кухня, на полу подсыхают рыжие пятна крови, на дне стаканов плещется коньяк. В коридоре лежит бездыханное тело профессора. Все правильно. Одомиты унесли с собой труп наемника. В прихожей валяются деревянные щепы, молоток, отвертка, зубило.

– Что это было?

– Вы тоже видели…

– Белый свет… Ненормально белый, такого не бывает!

Из комнаты раздался тихий стон. Надя сорвалась с места, чуть не сбив ногу о молоток, вбежала в комнату. На диване лежал Дима. Бледный, лоб усыпан каплями пота. Он с трудом поднялся, опираясь о спинку дивана, сипло закашлялся. Девушка кинулась к нему, прижалась лицом к груди. Сердце билось редко, глухо и ровно. Она бережно провела пальцами по обнаженным плечам любимого. Глубокие, затянувшиеся тонким слоем эпителия, раны.

– Фу, черт! – Рослов вытер со лба капли пота. – Нелегкое выдалось дежурство. А выпить есть что-нибудь? – он с удовольствием потрогал алую ткань, покрывающую диван. – Классный материл, точно?!

Надя схватилась руками за живот и рассмеялась. Она хохотала и не могла остановиться. Сорокин недоуменно моргал выгоревшими на солнце рыжими ресницами, глупо хихикнул, и начал смеяться вместе с девушкой. Рослов разводил руками, не понимая, что он такого смешного сказал, ведь материал и правда, отличный! Насыщенный цвет, хорошая фактура, что здесь веселого?! А это двое хохочут как безумные, и не могут остановиться.

– А где мальчик?! – спохватилась девушка.

– Я его кажется, только что видел… – пробормотал Дмитрий. – Он держал меня за руку. По моему он плакал… И еще сказал, что мы не прощаемся. Фу, дьявол, башка трещит!

– Смотрите! – охнул лейтенант. Возле кровати лежал серебряный меч, со следами побуревшей крови на широком клинке. Вдруг блестящий металл потускнел, покрылся коррозией, и быстро превратился в сухой коричневый порошок, похожий на горстку пепла. – Теперь точно женюсь! – ахнул Сорокин.

– Все правильно… – прошептал Дмитрий. – Кинжал у мальчика был с оберегом, как и оружие одомитов. Марли не обманул.

В дверь резко позвонили. Долго и настойчиво. Так могли звонить лишь полицейские. Говорят, что во всем мире полицейские звонят одинаково. С той стороны раздался решительный бас полковника Семина.

– Госпожа Еременко! Немедленно откройте дверь! Нам известно, что майор Рослов находится в Вашей квартире! Дело государственной важности, здесь с нами представители ФСБ из Москвы. Откройте, или мы будем вынуждены взломать дверь!

– Вот как… – обиженно протянул Сорокин. – Я ее только что починил!

Цокая когтями по паркету, к людям подошел мопс. Он деликатно тявкнул, и сообщил.

– В этом визите нет опасности. Во всяком случае, я ее не чую, родное сердце! – и как обычная собака потерся спиной о ноги девушки.

И вот тогда Рослов рассмеялся вместе со всеми…

Ратибор бежал по лесу. Он вдыхал всей грудью пряный лесной воздух, пил его как хмельную брагу, и не мог насытиться. Бурбуль и Латона мчались рядом, оберегая молодого хозяина от ненужных случайностей. Вскоре между зарослями молодого ельника показалось заросшее озерцо. Мальчик остановился на берегу, посмотрел в свое отражение. На густых ресницах дрожали хрусталики слез. Он обнял за мохнатую шею рыжую собаку.

– Это глупо, правда, Латона? Мы ведь не расстаемся с ними навсегда!

Верный пес мотнул головой. Он задрал голову, и внимательно наблюдал за скачущей по ветвям белочкой.

– Точно глупо. – решительно кивнул мальчик, достал из кармана кожаных штанов небольшой предмет, размахнулся, и забросил его в чащу дикого орляка. – Она найдет. – он решительно тряхнул головой, подошел к краю озера, и крепко зажмурил глаза…

Осторожная белочка спрыгнула на землю, внимательно обследовала следы, тихонько чихнула. Чужие, незнакомые запахи. Ничего серьезного. Она пробежала по мшистому берегу озерца, сгрызла по ходу дела пару пустых орешков, и наткнулась на круглый камешек. Белочка попробовала его на зубок, но камень оказался твердым, безвкусным, пах песком, огнем и пустотой. Зверек равнодушно отвернулся, и взлетел на высокую сосну, распушив желтый хвост. Настроение у белочки было прекрасное.

На похоронах профессора Штруделя собралось всего несколько человек. Ученый вел уединенный образ жизни, в университете его недолюбливали, в Петербурге родственников не было, а из Израиля пришли три коротких телеграммы. Надя настояла на том, что бы погибшего ученого отпевал православный священник.