Жан Ануй - Орниф, или Сквозной ветерок

Отец Дюбатон (слегка оторопев). Конечно.

Маштю. Предсказываю вам провал. (Орнифлю.) Исправь-ка быстро мои куплеты. Ты ведь у нас умник, у тебя это отнимет не больше минуты. А потом займешься святым отцом. (Фальшиво поет, глядя в бумажку.) Ах, крохотный шиньон

Начало сойдет. Тампонше нравится. А вот дальше ее не устраивает.

Орнифль. А что ее не устраивает?

Маштю. Она говорит, второй куплет слабоват.

Орнифль. Она права. Я и сам тебе это говорил!

Маштю. Значит, ты сбываешь мне слабые куплеты?

Орнифль. Чем богаты, тем и рады. Я ведь все равно что рыболов. То щука попадется, а то — старый башмак. Ты пришел ко мне в день, когда я выудил старый башмак, только и всего.

Маштю. Да, но чеки-то у меня одинаковые!

Орнифль. Подумаешь, заслуга! Подрисать чек всякий болван сумеет!

Маштю. Нет, правда, отец мой, трудно ему, что ли, поправить мой куплет! Ну, сами посудите!

Орнифль. Ненавижу исправлять!

Отец Дюбатон (подняв вверх палец).

Орнифль. Так делаются разные статьи или стихи Буало, отец мой, но хорошие куплеты — никогда!

Маштю. Будьте настойчивы, господин кюре! Убедите его. Если я рассорюсь с моей примадонной, это обойдется мне в целое состояние. Вы не представляете, каковы эти чертовы куклы!

Отец Дюбатон (примирительно). Может, мы послушаем второй куплет…

Маштю. Вот-вот! Вы сможете нам дать хороший совет, господин кюре! (Поет, глядя в бумажку.)

Орнифль (подхватывает и поет с гораздо большим изяществом, чем Маштю).

(Отцу Дюбатону.) По-вашему, этот куплет плох, отец мой?

Отец Дюбатон. По-моему, он очарователен… насколько я способен судить о мирской поэзии.

Орнифль. Вот видишь! Скажи своей Мари Тампон, что отцу Дюбатону куплет понравился! Что, в самом деле, ей нужно, этой дурехе? Знаете, отец мой, она совсем неплохая девка. Только весь ум в ляжки ушел.

Маштю. Ей хочется что-нибудь попикантней.

Орнифль (отцу Дюбатону). Что бы такое придумать для нее попикантней?

Отец Дюбатон. ( с некоторым испугом). Не знаю!..

Репортер (уже много раз бросавший взгляд на часы, подходит к Орнифлю). Дорогой мэтр! Прошу извинить, но если мы немедленно не приступим к съемкам, то не сможем посвятить вам обложку нашего ближайшего номера… Завтра наша фотолаборатория закрывается после обеда.

Орнифль. Хорошо, начинаем! Я совсем было про вас забыл! Начинайте, пока я буду сочинять! Хоть на этот раз ваши снимки будут выглядеть правдоподобно! (Маштю.) Ты заставляешь меня думать, искать, никогда тебе этого не прощу! Ненавижу всякие усилия!

Репортер (подготовляет кадр). Ваша аккомпаниаторша… за роялем… вот так… А вы… будьте добры… небрежно обопритесь о рояль с этой стороны… так… вы сейчас сочиняете… Пожалуйста, дорогой мэтр, постарайтесь изобразить на своем лице напряженное раздумье… Это придаст жизненность сцене…

Орнифль (приглядываясь к смазливой девице, ассистентке фоторепортера). Я стараюсь изо всех сил, старина. А вы, мадемуазель, вероятно, только осваиваете профессию?

Девушка. Да, мэтр, это мой первый репортаж.

Орнифль (невероятно рисуясь). Ну что ж, приходите еще. Я не очень люблю позировать, но для вас я сделаю исключение.

Девушка. Спасибо, мсье.

Орнифль (отцу Дюбатону). Прелестная крошка.

Репортер. Знаете, мэтр, в Париже ходят легенды про ваши жемчужные ожерелья. Мы подумали, что нашим читателям было бы небезынтересно увидеть их на снимке. Это позволит дать великолепную подпись!

Орнифль. Извольте. Есть у меня такой скромный дар, и я им больше всего горжусь. (Сняв шарф, открывает шею, увешанную тремя рядами жемчуга.)

Отец Дюбатон, слегка удивленный, надевает пенсне.

(Продолжая позировать, объясняет.) Вообразите, отец мой, как-то раз одна молодая женщина — моя приятельница — обнаружила, кстати совершенно случайно, в одной из светских гостиных, что прикосновение к моей коже возвращает жемчугу утраченный блеск… Забавно, не правда ли?