Юлия Белочкина - Еврейское остроумие. Земля обетованная

Харьков. 20 июня 2001 года. Квартира Иваненко. 2 часа 32 минуты местного времени [1] Ну, или 35 минут, или 37. Вам-то какая разница? . Все спят. Истошно звонит телефон. Наконец хозяин просыпается и поднимает трубку, в ней раздается голос:

— Алло! Говорят, ты едешь к папе? Так вот; как увидишь папу, так передай ему привет от Нюмочки из Бердичева [2] Только не говорите мине, шо Бердичев находился до Старопольской границы, а не за ней. Вы тогда там жили? Ну, и я нет. А вот Нюмочка там таки жил и знает лучше. . Как «какого Нюмочки»? А то он не знает. Того, шо жил в соседнем с ним доме на Старосинагогальной улице. Не, ну он помнит. И скажи ему, шо тот сюртук, который папа брал одеть на свою свадьбу [3] Нюмочка говорил, шо эта свадьба состоялась 14 апреля 1938 года. (шоб он мине был так здоров, как он возвращает вещи), пусть папа оставит себе — Нюмочка уже пошил себе новый.

Да, еще о дяде Боре скажи: умер три, нет, уже, наверно, четыре года назад в Бер-Шеве. Скучал ужасно. Все вспоминал о родине. О том, шо Кароль был должен ему 15 злотых, которых тот не отдал ему, когда началась война. Нет, ну об этом не говори. Папе это будет неприятно. Да и шлемазл [4] Сема, сын дяди Бори, Путин и всякий другой человек, не отличающийся ни умом, ни фантазией и не понимающий этого. Среди шлемазлов встречаются и евреи, и неевреи. Сема, сын дяди Бори, все равно не знает ничего об этом долге.

Да, еще скажи, шо привет передает Сеня из Умани. Скажи, шо те облатки, которые папа дал ему в прошлый раз, Сеня уже продал, так шо пусть пришлет новые. И еще скажи: у народа совсем нет денег. Эти он продал по три гривны за штуку, а если больше десяти сразу — так по две гривны. Так шо более трех тысяч он не наторговал, а из них две ушло на покрытие расходов. Ну, ты же умный, ты же знаешь, шо сказать: сейчас все дорого — свет, вода, отопление.

А еще скажи, шо тетя Фира уже вышла на пенсию, так шо мы уже забыли запах курицы, которую мы ели, пока она работала экономистом на птицефабрике. Так шо пусть папа пришлет хотя бы одну итальянскую. Ну, или две… Пусть и у нас будет праздник.

Да, еще скажи папе: будет проездом из Киева во Львов, пусть заедет в Любавичи — Римма уже родила двоих детей. Да, мальчики. Эфраим и Менаше. Очаровательные дети, вот осенью в школу пойдут. Пусть приедет и благословит их. Внуки все-таки.

Да, как приедешь, за разговором скажи папе, шо он правильно все сделал, шо ввел службу на национальных языках. Кантор [5] Лат. «певец». Нет, ну это, конечно, не моэль, но тоже важная фигура. В отсутствие раввина или шамеса может прочитать кадиш. Самый известный кантор — старенький Герц, прочитавший кадиш по Мурке, — родственником нашему Леве не доводится. Лева всегда говорил, шо его дядя — Теодор Герцль. Лева Герцль говорил, шо не звучит кадиш на латыни. И он таки это понял. Ведь в «шалом» — два слога, а в «рах» — всего один; и это слово (шоб оно всегда было с нами) только в припеве повторяется трижды. Так шо, теперь из-за какой-то латыни менять мотив?

Да, и еще скажи папе, шо сапожник Лешик, шо чинил обувь на углу Старосинагогальной и Пилсудского, таки тоже еврей. Когда пришли русские в 39-м, он потребовал деньги за починку сапог у одного энкавэдэшника. Так этого поца наутро арестовали как польского буржуазного националиста. Так он, пока его вели конвоиры, кричал, шо его отец был брачным аферистом, а потому он не буржуа, а из пролетариев, и еще, шо он не поляк, а таки еврей, и даже пытался доказать это. А ведь я Каролю еще тогда говорил, шо за каждым Лешиком скрывается Ашер. И знаешь, он им таки доказал, шо он таки еврей. Вернулся из НКВД, снова открыл мастерскую. Но тут пришли немцы, и ему снова срочно пришлось стать поляком. Сменил фамилию на Валенса. После войны работал электриком в Гданьске. А потом (шоб я так жил!) стал бо-о-олыпим человеком. А энкавэдэшника того я долго, на свое счастье, не встречал. И даже фамилию его (Андропов) запамятовал. А как-то по телевизору увидал (не, ну он постарел, конечно, полысел, но очки-то и прищур-то — те же!), так сразу все и вспомнил. Кароль к тому времени уже уехал учиться в Краков. А этот шлемазл, сразу как русские пришли, хотел в нашей синагоге открыть школу атеизма. Ну, мы его погнали кто дрыном, кто камнем. Драпал тогда он — земли под собой не чуял. Прибежал к своим — глядь, все сапоги порвал, пока несся. Ну, он к сапожнику Лешику, а дальше ты все и сам знаешь.

Да, и еще скажи папе, шо моему соседу Семе очень нужно ружье — соседский питбуль вместе со своим хозяином повадились удобрять рододендроны на Семином цветнике под окнами. Нет, ну если он не может прислать ружье, то пусть пришлет штук десять ежей. Или, на худой конец, моток колючей проволоки.