Дамир Соловьев - Русские писатели и публицисты о русском народе

27 августа 1864 г.

Когда россиянин говорит о честности, то это все равно, как бы глухой говорил о музыке. [170] Там же. С. 459.

15 октября 1864 г.

Русский человек в настоящий момент не знает ни права, ни закона. Вся мораль его основана на случайном чувстве добродушия, которое, не будучи ни развито, ни утверждено ни на каком сознательном начале, иногда действует, а иногда заглушается другими, более дикими, инстинктами. Единственною уздою его до сих пор был страх. Теперь страх этот снят с его души. Слабость существующей еще над ним правительственной опеки такова, что он опеку эту в грош не ставит. Безнаказанность при полном отсутствии нравственных устоев подстрекает его к подвигам, которые он считает простым молодечеством, а не редко и корысть руководит им… Безнаказанность и «дешевка» – вот где семя этой деморализации, которая свирепствует в нашем народе и превращает его в зверя, несмотря на его прекрасные способности и многие хорошие свойства. [171] Там же. С. 469.

19 декабря 1864 г.

Из рассказов Безобразова и Мельникова о народе и о провинциальном обществе и вообще о том, что называют массами, можно вывести довольно прискорбные заключения о русском народе, по крайней мере в настоящий момент его существования. Это какой-то омут, в котором кипят и бурлят волны сил без всякого направления и результата. Ну это, положим, может еще перебродить. Но вот что самое безотрадное: русский ум горячо на все кидается, но едва успев коснуться поверхности предмета, уже начинает им скучать и бросаться на другой, на третий и т. д., пока от усталости или от недостатка интереса, поддерживаемого только серьезным пониманием и участием к вещам, не впадает в апатию до новой вспышки. Ведь это очень печальная национальная черта. Если она действительно нам присуща, так что же прочного можем мы создать? [172] Никитенко А. В . Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 485.

10 сентября 1865 г.

Напрасно наши ультрарусофилы так восстают против Запада. Народы Запада много страдали, и страдали потому, что действовали. Мы страдали пассивно, зато ничего и не сделали. Народ погружен в глубокое варварство, интеллигенция развращена и испорчена, правительство бессильно для всякого добра. [173] Там же. С. 533.

13 ноября 1865 г.

Беда, если это демократизирующее начало, которое так пылко проповедуется у нас мальчиками-писунами, успеет разнуздать народ, еще полудикий, пьяный, лишенный нравственного и религиозного образования. [174] Никитенко А. В . Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 547.

21 января 1866 г.

Вечером, между прочим, был у меня Б-в <���…> Он рассказывал много любопытного из истории восстания и о <���М. Н.> Муравьеве <���…> Он был свидетелем нескольких военных действий и получил высокое понятие о нашем солдате, о его несокрушимой храбрости, чуждой всякой хвастливости, и о его добродушии. Казаков Б-в не хвалит. По его словам, они воры. [175] Там же. Т. 3. С. 13.

12 ноября 1866 г.

Удивительно странен наш русский ум! Он с чрезвычайною легкостью усваивает себе летучие идеи времени и часто умеет высказывать их так ловко, с видом такого убеждения, как будто они были его собственными. Эта восприимчивость, соединенная с большою живостью его натуры, мешает ему углубиться в то, что он сгоряча принимает за непреложную истину, мешает ему быть самостоятельным и твердым. В нем всё как-то легко, ненадежно, непрочно; чувствуешь, что то, что он сегодня принимает и отстаивает с жаром, скоро перестанет занимать его, что оно не пустило в его сознание глубоких корней, и что он так же скоро охладеет к принятому, как скоро привязался к нему. [176] Там же. Т. 3. С. 56.

24 апреля 1867 г.

Нет ничего безобразнее русской администрации. Характеристика ее в двух словах: воровство и произвол. [177] Никитенко А. В . Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 3. С. 82.

15 июня 1867 г.

Прокурор, между прочим, говорил мне, что когда ездил с ассизами [178] Заседатели (фр.). – Примеч. ред. по уездам, он удивлен был здравомыслием и беспристрастием присяжных из крестьян. [179] Там же. С. 91.

30 сентября 1867 г.

К старым порокам, наследованным нами от времен татарщины, мы присоединяем новые, которые прививает людям современная цивилизация. И что из этого выйдет, единому Богу известно. О, если бы как-нибудь нам удалось добыть хоть немножко добродетелей, годных и для домашнего обихода и для дел внешних! Увы, мы страдаем не одним расстройством финансов – мы страдаем безнравственностью, что в миллион раз хуже всякого безденежья. [180] Там же. С. 100.