Прошло несколько лет. Парень возмужал, стал хорошим охотником и решил жениться. Посватался охотник и построил на краю аула небольшой дом. Семейная жизнь начиналась хорошо, супруги трудились и обзаводились хозяйством, ожидали ребёнка. Вдруг осенней ночью, во время грозы, на край селенья обрушился селевой поток. Вал грязи и камней унёс дом в обрыв, супруги еле успели выскочить в одних рубахах в ночь, под завыванье ветра. Ребёнка они потеряли, и жена охотника впала в меланхолию, жила у своей матери и только и делала, что лепила из песка домики. С той ночи остался след на лице охотника – небольшая кривая усмешка не сходила с губ. От тоски и для охоты ушёл он в горы и попал на то самое место на перевале.
Страшная картина открылась ему. На месте его костра вода вымыла чашу в валунах, заполненную жидкой грязью. В чаше был раскол – недавние дожди подмыли и обрушили один из валунов и грязь стекла вниз, дав толчок образованию того самого селя, который накрыл край аула. Ничего не добыв, вернулся охотник в селенье и уехал в тот же день на равнину. С тех пор не мог он вернуться домой, только передавал через своих товарищей жене в аул заработанные деньги.
Замолчал Спиридон, сжал рукой подбородок, подумал вслух вот про что: видно, была ошибка мастеров при закладке дома, наверно небольшая, раз стоял он до сих пор, но очень важная, раз обрушился он сразу. Покачала головой гостья, завернула мёд, забрала кринку от молока, добавила в травы медуницу от Спиридона и пошла домой.
Кому игра, а кому погибель
Искристым морозным утром спускался Спиридон к проруби реки. Уже на подступах к обрывистому берегу услышал он женский крик с причитаниями, истошный кошачий крик и мужской бас, приговаривающий: «Так тебе, так тебе…» У проруби стояла дородная попадья, рядом с ней дьяк, у которого в руках был мешок. Мешок дёргался, оттуда и доносилось мяуканье, высовывались когти и зубы. На вопрос Мудреца попадья, сквозь крикливое всхлипыванье, ответила, что любимый кот Мурзик украл у гостившего архимандрита золотой образок. Она, мол, сама видела, как этот здоровенный котище катал его лапой по столу! Всё обыскали, нет дорогой вещи нигде! Украл, а ведь как она кота любила, как кормила, а он ещё и мышей ловил!
– Зачем же кота топить, – остановил всех Спиридон, – он ведь золото не ест. Не ест, значит, оно должно быть в доме, а раз пропало, то кого из людей нет в доме?
Попадья выслушала Спиридона, схватила мешок и закричала дьяку:
– Наказывай скорей догнать нового работника, отпросившегося в город. Коту игра, а вору добыча: ищи виноватого!
Сидел Спиридон за столом и чистил расписанное яйцо. Был третий день Пасхи, сквозь утренний лёгкий туман пробивалось солнышко. Вчера Мудрый Спиридон побывал в храме, остался в селе и разговелся у кузнеца, среди весёлого праздника большой семьи, а сегодня оказался, как всегда, один. Ушёл с пасеки накануне праздника глухой юноша, пребывавший у Мудреца по слабости. Шёл парень в отдалённый монастырь, в котором были гончарные мастерские. Глухота после детской болезни обострила его осязание, юноша пристрастился лепить и рисовать. Ослабел в далёком пути и остался под плетнём крайней хаты в беспамятстве. Ещё несколько часов – и погиб бы паренёк, как маленькая птичка на морозе. Кузнец вечером шёл неспешно на пасеку за воском, чуть не споткнулся об лежащего, ну и принёс на плече паренька к Спиридону. Выходил его Мудрец, отпоил зверобоем на меду, отпарил в баньке, подкормил. Глухой пытался сразу встать, потом хватался за тяжёлую работу и благодарно улыбался каждой крохе. Яйца к празднику они красили вдвоём, скорее начал всё затевать как раз паренёк, а не Спиридон. Пасечник просто варил их в луковой шелухе. Глухой нашёл цветной глины, какие-то ягоды, орешки, растёр в деревянных плошках, выпросил воска, взял соломинки, что-то стругал и несколько дней и вечеров провёл, расписывая яйца.
Расписанная скорлупа пёстрыми хлопьями ложилась в миску, а Спиридон смотрел на неё и говорил себе: «Вот и моя жизнь – расписная скорлупа да белое яйцо. Старался я, красил, выводил узоры, а надо разбивать. Жалко, да надо, иначе какой смысл в испорченном яйце? Так и смерть – жалко, да надо умирать, разбивать Яйцо жизни. Написанные на нём узоры, обозначения пройденного пути, останутся на скорлупе, а душа чистая уйдёт в иной мир».
Уже с год каждый день прощался Спиридон с миром и собеседниками, замечая окружающим, что неизвестно, проснётся ли на следующий день. Начавшееся должно завершиться, иначе существование не имеет смысла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу