СЕРГЕЙ ПРОКОПЬЕВ - Страдания палаты № 5

В коридоре опять празднично зацокали каблучки женских туфель.

– Морозкину, как настоящему мужчине, всем курочкам подарки поднести надо, – изрёк долговязый Игорь, – а их вон целый птичник!

– Он на стол деньги давал, – пояснил всезнающий Коля-якут, – и мимоза приносил полный пакет, каждой по ветке.

– Слушай, якутский разведчик, – спросил Игорь, – скажи-ка нам, что сам даришь жене-красавице в Женский день?

Подвижный Коля будто ждал этого вопроса. Подскочил с кровати, на которую минуту назад сел, и заговорил быстро:

– Я третий класс дурака был совсем, маме дарил одеколон «Шипр». Думал, папа «Тройной» мажется, а «Шипр» – зелёный, бутылочка красивый, женский будет. Папе «Тройной» на День Советской Армии, маме – «Шипр» на Женский день. Дурака малолетний, что с него брать ума.

– Мать не погнала метлой с таким подарком?

– Не, мама хороший. Обрадовалась. Спасибо сказал. Ошибка я потом узнал.

– А жене красавице что даришь? – повторил вопрос Игорь.

– Жена всегда цветы вручай, дочка – тряпки, но это жена покупай, а ей цветы любит, – сказал Коля.

Сказал и заулыбался чему-то своему. Надо понимать, мыслями перенёсся домой в Якутию, к жене, дочерям…

– А ты что жёнам дарил? – обратился Игорь к казаху Булату.

Тот лежал на кровати, уставившись в потолок. Из одежды его костистое тело прикрывали одни трусы. Не сказать, что в больнице было жарко, но Булат мог вообще без всего пребывать на площадях своей палаты. «Кожа должна дышать, – говорил, – здесь воздух вкусный. Это не у нас на Арале».

– Деньги давал, – коротко ответил Булат, всё также глядя в потолок. – Ни одна не отказывалась – ни Айгуль, ни Гульнара, ни Алина. Я и сейчас всем – развод, не развод – даю. Жалко что ли!

– А Розу поздравил? – спросил Игорь.

– Он шоколадка всей женский палата дарил! – ответил Коля.

– Тебя Коля убивать пора, – сел на кровать Булат. – Много чего знаешь!

– Роза симпатичный женщин, – мечтательно сказал Коля. – Ничего против не сказать!

– А ты, Сараев? – Игорь повернулся к хмурому Сараеву, тот сидел на кровати в клетчатой рубахе, спортивных брюках. В отличие от Булата, он постоянно жаловался на холод в палате.

– Я бы ещё время тратил на магазины, она торгаш всю жизнь! Как семнадцатилетней ссыкухой пошла учеником продавца, так до сих пор из-за прилавка не вылезает. Перед праздником доложит: «Я себе от тебя на 8 Марта платье купила! Ты, надеюсь, не возражаешь против платья?» Да хоть фуфайку мне-то что! Но у неё семь пятниц на неделе, через пару дней подарочное платье превращается в туфли. «Платье от тебя, – скажет, – не мой фасон. Поменяла на туфли от тебя». Да хоть сапоги кирзовые возьми от меня с фуфайкой вместе. Что платьев этих, что туфлей полные шкафы вечно набивала. Одно продаёт, другое покупает. Ум-то бабий, а в заднице шило деньги тратить покоя не даёт.

– Ты, Сараев, не романтичный, – сказал Игорь. – Женщина – украшение жизни!

– А ты своему украшению чё дарил? – с вызовом бросил Сараев.

– Я-то? Тебе Сараев не понять. Когда узнал, что заболел, как раз перед её днём рождения врач окончательный диагноз влепил, достал заначку, на новую лодку копил, и купил Таньке норковую шубу. Давно мечтала. Без неё выбирал, принёс: «На!» Она в слёзы: «Зачем, сейчас деньги как никогда нужны!» А я: «Помни мою доброту!»

– Ну и дурак, – сказал Сараев. – Дурак и уши холодные! Ты загибаешься, она в новой шубе задницей перед другими мужиками крутит!

– Я же говорил, не поймёшь!

Павел на 8 Марта, дни рождения тоже не бегал по магазинам. Давал деньги жене, та искала подарки себе, дочерям и маме Павла. Правда, за цветами ходил сам. Однажды попытался возложить на жену, категорически отказалась: «Ты, дорогой, совсем обнаглел. Букеты буду себе покупать!»

– А я на ружьё коплю! – сказал Коля-якут, после признания Игоря о покупке шубы вместо лодки. – Ружьё хороший хочу. Охота утки ой как люблю!

– Какое тебе теперь ружьё? – скорчил гримасу Сараев, направляясь из палаты в коридор. – Дураки вы малахольные! Ружьё ему. Нам теперь в лучшем случае кефир, клистир и тёплый сортир до конца жизни, которой осталось на одну пердинку, а в худшем – ящик с кружевами.

– Не клистир, а колоноскопию! – уточнил неунывающий Игорь.

В прошлом году мать рассказала Павлу семейную историю. Когда она училась в мединституте, в анатомическом музее демонстрировали студентам поликистозные почки. Живого места не было у органа, так постаралась болезнь. Впечатлительная студентка запомнила жуткую картинку, пособием для будущих лекарей за стеклом банки хранящуюся. Через несколько лет выяснилось: жуткие почки были не чьи-нибудь – свёкра.