Александр Олсуфьев - Эмигранты

Женька извлекла бутылку и с интересом посмотрела на свет. Неплохое приобретение. Однако, с этим напитком нужно вести себя поосторожнее – уж очень вкусен.

Она оглянулась вокруг. Рассыпая крошки по полу, брызгаясь, пассажиры с жадностью необыкновенной накинулись на предложенную еду.

«Может быть, не стоило паниковать, и я зря отказалась от курицы и Кольке не стоило запрещать», – засомневалась Женька.

Приподняв крышечку с миски, она ещё раз критически оценила содержимое, после чего уверено закрыла и придавила ладонью поплотнее.

«Нет, всё верно – лучше это не есть».

А спустя минут тридцать Женька получила полноценное подтверждение правильности своих действий.

Самолёт попал в зону, которую неизменно улыбающиеся стюардессы назвали «турбулентностью». Проходя вдоль рядов кресел, ловко балансируя в трясущемся и раскачивающемся из стороны в сторону лайнере, они принялись щедро раздавать направо и налево бумажные пакетики.

Вначале Женька почувствовала как все они, вместе с самолётом, куда-то проваливаются, всё ниже и ниже, всё глубже и глубже, в какую-то бездонную воздушную «яму», при этом сердце её, подпрыгнув, отчаянно заколотилось где-то в районе горла и сразу же заложило уши. Колька испуганно посмотрел на мать и нервно заёрзал в кресле. Женька обняла его за плечи и прижала к себе. Достигнув в своём стремительном падении «дна», лайнер замер и начал набирать высоту, и сразу же возникло неприятное ощущение, будто желудок по инерции продолжает опускаться всё ниже и ниже, вначале к коленям, затем он пополз по направлению к пяткам, сжимаясь при этом и освобождаясь от своего содержимого.

Со всех сторон слышались глухие, мычащие звуки – народ решительными темпами принялся избавляться от проглоченных не так давно продуктов, что весьма позабавило Кольку. Наблюдая за происходящим, он забыл все свои тревоги и крутился как юла, вытягивая худенькую шейку, пытался заглянуть через спинку соседнего сиденья, подсматривая за пассажирами, при этом каждый раз морщился, но не унимался. В общем, вёл себя в высшей степени неприлично, за что и получил от матери нагоняй, но совсем не обиделся.

Какой-то гражданин, по-видимому исчерпав свой и, наверное, соседский запас пакетиков, с выпученными от напряжения глазами, прижимая миску ко рту, промчался в хвост самолёта, туда, где располагалось несколько туалетов, безнадежно занятых в то самое время. Женька проводила его взглядом, изо всех сил стараясь сохранить на лице сочувственное выражение. Перегнувшись через подлокотник, она смотрела на широкую спину с энергично работающими лопатками и, отведя глаза в сторону, неожиданно встретилась взглядом с молодым человеком – тем самым, кого она видела в очереди в аэропорту и на которого тогда не обратила особенного внимания. Молодой человек многозначительно поднял брови и, нарисовав в воздухе пальцем крест, дал понять, что пассажир до цели не добежал.

Женька не выдержала и улыбнулась. Улыбнулась и сразу же отвернулась. Странная эта тема. Несмотря на свою очевидную неприглядность, почему-то всегда вызывает улыбку и сарказм.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Колька, устав сидеть на одном месте, выскользнул из-под материнской опеки и пошёл гулять по самолёту. Проходя вдоль рядов и посматривая с любопытством по сторонам, он ушёл в хвост, к задним рядам, где нашёл несколько свободных кресел. Усевшись поудобнее, Колька выглянул в иллюминатор и замер, прижавшись лбом к холодному стеклу, завороженный открывшимся его взгляду ослепительным космическим пейзажем.

Белоснежные облака, громоздясь друг на друга, проплывали так близко, что казалось до них можно дотронуться рукой. Сливаясь друг с другом, они скрыли от глаз землю за таким густым слоем, что создавалось ощущение, будто по ним можно свободно ходить, ступая босиком, как по плотному ковру из ваты. Облака, разрастаясь и клубясь, принимали самые причудливые формы и там, внизу, под крылом самолёта, можно было легко найти и башни сказочных замков, и голову дракона, что незаметно вытянулась и превратилась в ставшего на дыбы коня, и огромное вертикальное облако, подобно гигантскому дереву, тянущемуся всё выше и выше, поднималось и клубилось, заслоняя собой солнце, которое светило так ярко, что Колькины глаза начали уставать.

Прищурившись, он продолжал разглядывать всё это ослепительное великолепие, потом моргнул один раз, другой…. Откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.