Лев Пашаян - Суд Линча

Молодые уходят в центр зала, танцуют, а пожилые пьют, кушают и беседуют.

Вот Ксеня Ферапонтовна подходит сзади к сидящим рядом братьям, прижимает их головы к своим щекам и хлюпающим голосом говорит:

– Детки мои, уже выросли, солдатиками стали. Сумела я вас на ноги поставить. Три года я, надеюсь, проживу, дождусь вас из армии.

– Мама, почему три? Ты три раза по тридцать три проживи, чтобы внуков своих успеть на ноги поставить, – произнес Петр.

Все это время, как она, обняв головы сыновей, разговаривала с ним, Антонина, сидящая рядом с Павлом, все смотрела на руки Ксении Ферапонтовны, на ее массивные перстни и золотые кольца, а больше всего удивил ее маникюр, перламутровый лак с разноцветным блеском, что в те годы было в диковинку.

Ксения Ферапонтовна, как всегда, своим боковым зрением замечала все: и ее любопытный взгляд, и крайнее удивление.

– Что, деточка, понравились тебе мои перстни? Павел у меня тихоня, даже не соизволил до сих пор свою девушку познакомить со мной. – Снимает с пальца массивный золотой перстень с красным рубином и протягивает Антонине. – На-ка, надень на палец.

Антонина отодвигает ее руку.

– Что вы, что вы, не надо! Я не на перстни смотрела, а на ногти. Такого лака я еще не видела.

– У тебя нет такого лака? Это Павел виноват: не приводил тебя ни разу ко мне домой. Я бы тебе подарила несколько пузырьков этого добра. – Обращается к Павлу: – Завтра приведешь ее к нам, пусть подберет лаки любого цвета. А теперь, – обращается к Антонине, – дай-ка сюда твой палец.

Берет она тонкий палец Антонины и надевает на него перстень. Он великоват, сразу переворачивается камнем вниз.

– Какой размер твоего пальца? – спрашивает Ксения Ферапонтовна.

– Пятнадцать с половиной миллиметров, – говорит Антонина, стаскивая с пальца перстень.

– А это восемнадцать. Конечно, тебе великовато, деточка. Но ничего. Завтра придете с Пашей к нам, и будет у тебя перстень в твой размер, и будет перламутровый лак.

Вот Павел с Антониной входят в подъезд хрущевского панельного дома, где входная дверь перекошенная, без стекол на фрамугах, лестничные площадки с выбитыми кафельными плитками, с крашеных стен краска облезла, деревянные двери квартир обшарпаны.

– Какой этаж? – спрашивает Антонина.

– Третий, – отвечает Павел.

Поднимаются на третий этаж, где наряду с тремя такими же обшарпанными дверьми одна дверь была отделана весьма богато: сама дверь и наличники были обиты коричневым кожзаменителем, вместо стандартной П-образной полуржавой металлической ручки торчала шикарная хромированная Г-образная ручка с фасонным наличником для замочной скважины, посередине двери стоял выпуклый, с широким обхватом глазок, а вместо пластмассового ромбика, на которых у соседних дверей стояли номера 49, 50 и 52, на этой двери с большими, под золото кадмированными цифрами был обозначен номер квартиры – 51.

– Не трудно тебе догадаться, где квартира Ксении Ферапонтовны? – спросил Павел.

– Почему не говоришь «квартира матери»? – вопросом на вопрос ответила Антонина и нажала на шикарную кнопку звонка квартиры 51.

– Ой, подождите, я голый, – раздался голос Петра.

– Петь, ты нам открывай, а сам беги в маленькую комнату, одевайся! – крикнул Павел.

Раздались несколько щелчков запоров и засовов, после чего были слышны шаги убегающего Петра.

Павел осторожно открыл дверь и жестом руки предложил Антонине зайти в квартиру. Антонина вошла туда и застыла на месте: возле порога лежал небольшой овальный коврик из какого-то материала, напоминающий линолеум, но с цветной окантовкой и рисунком, весь остальной пол как в прихожей, так и в комнате, что виднелась через арочный проем конструкции хрущевских домов, был покрыт толстым ворсистым ковролином. Стены в прихожей были облицованы мягким коричневым пенопленом с выпуклым рисунком в виде кирпичиков. Антонина, встав на коврик, не знала, куда дальше идти. Она пальцем осторожно пощупала стену и удивленно смотрела на Павла. Все это для нее было в диковинку.

Павел вошел, закрыл за собой дверь, затем открыл полку встроенного в прихожей шкафа с большими зеркалами. На полке стояло множество разноцветных тапочек разных размеров. Вытащил он пару шлепанцев с меховыми помпончиками и предложил Антонине:

– На, надень!

А сам взял кожаные тапочки, быстро переобулся и пошел через арочный проем на кухню.

Антонина тоже сняла туфли, осторожно воткнула ногу в шлепанцы и на цыпочках последовала за Павлом. Прошла пару шагов к кухне, уже отсюда был виден весь интерьер проходной большой комнаты. Стены комнаты были обвешаны коврами. У одной стены стояла стенка под цвет дуба. Она еще такого вида мебели не видела, потому очень внимательно стала разглядывать. Один шкаф в этом наборе с зеркальной задней стенкой был обставлен хрусталем, другой шкаф, книжный, был набит книгами с красочными суперобложками. Ее взгляд на мгновение остановился на шикарной хрустальной люстре, затем она посмотрела на массивные настенные часы с боем, и, наконец, повернув взор в сторону окна и двери, выходящей на балкон, которых и не было видно сквозь массивные бархатные бордовые гардины, она увидела в углу чудо для себя, от которого аж вздрогнула, – большой цветной телевизор.