Фёдор Титарчук - Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х

Жекин день рождения. Безусловно, самый обычный день рождения, которые случаются у всех и мы, естественно, не были исключением. И мы могли сесть за столик под плакучими ивами, легкой листвой пытавшиеся скрыть наше присутствие от вездесущего взора старушек. Последние, как водится, сменили свои боевые посты на застекленных балконах в пользу приподъездных лавочек, как только с тех стаял последний снег. Бабульки не то чтобы нас ненавидели, наверное, мы им просто не нравились. А может им более и заняться было нечем. Словом, мы относились к той категории, что носило осудительное название «молодежь нынче пошла не та» и порой от этого внимания страдали.

Старушки совали свой нос во все дела, что только их близорукий взгляд мог узреть и, как то часто бывало, о наших проделках тут же становилось известно нашим родителям. Большинство, стоит признать, было даже «в контрах со стариками», но необходимость обитать под одной крышей, а так же финансовая зависимость от них не позволяли не считаться с этим мнением. Потому старушки были злом, пускай и в значительной мере безобидным, но не настолько, чтобы пред ними светить сразу несколько литров мутного пойла да стол, полный закуски, накрытый Жекой по случаю своего дня рождения.

Но как бы то ни было, а мутная жидкость тут же завладела всеми нашими помыслами и сама собой поволокла в поля, за школу, под те самые деревья шелковицы, что своими изломанными кронами должны были скрыть наше пиршество от глаз все тех же вездесущих и мерзких бабулек. Да и всех остальных. «Попутчиков» мы тоже не готовы были жаловать.

И мы пили! А кто, собственно, у нас во дворе не пил?! Сказать, что это одобрялось нашими стариками – было бы чем-то вроде лжесвидетельства под присягой. И они не просто не поддерживали эти наши алкогольные устремления, но и вели с ними непримиримую борьбу. И коли мы уж были у них на содержании, то приходилось принимать их позицию во внимание. Другое дело студенчество, Харьков, общага – там можно было и спиться, но дама – ни-ни!

И когда есть мутная желтоватого цвета жидкость, выгнанная на отходах производства местного сахзавода, то тут приходилось искать варианты. И шелковица – был не из самых худших. К тому же Жека, похоже, предварительно вычистил ещё и холодильник, вытащив оттуда прилично закусить – по приличной порции на человека, так что, голод нам не грозил, это уж точно. Мы смотрели на это пиршество и не верили своим глазам, привыкши до того пить часто и вовсе без какой-либо закуски. Максимум – вода из-под колонки.

И оказавшись уже на месте, при общей радости от предстоящего застолья, мы должны были отметить – что места эти в эту пору года и по такой погоде уж совсем неприветливы, полны холода, ветра и угрюмого однообразия. Небо своей чернотой всяк раз бросало в нашу сторону упреки осуждения, и мы ютились внизу, пытаясь укрыться от них крючковатыми изломанными ветвями шелковиц и этого, похоже, для нашего успокоения было более чем достаточно.

Импровизированный стол возник в одно мановение ока. И примятая прошлогодняя пожухлая трава приняла все, что только мы смогли извлечь из объемных пакетов, припасённой снеди Жекой.

Жека быстро всем налил, поднял стакан и молвил. В первых своих словах он благодарил всех, кто собрался здесь, в этот ненастный день, дабы почтить его своим внимание и разделить сию трапезу. Мы, естественно, ответили ему взаимностью, громко, перебивая друг друга, уверяли Жеку, что иначе быть не могло, выказывали ему безмерное уважение, уверяли, что он для нас больше чем просто друг и, естественно, тут же выпивали.

Огонь взрывался ещё в гортани и тут же запах пережжённой патоки ударял в нос. Становилось совсем хреново. Сделав над собой нечеловеческое усилие, каждый из нас проталкивал бурую мерзко пахнущую жидкость вовнутрь. Быстро закусывал, прямо руками хватая все, до чего те дотягивался, и тут же наливал себе сам. Следующую.

Я довольствовался в качестве закуски шубой – блюдом божественным и потому недостаточным чтобы им насытиться – и заталкивая в рот рыбий хвост я был безмерно признателен Жекиной маме (или сестре) за возможность спасти свой пищевод и нос от только что выпитого вещества, по всем признакам подпадающего под определение «отравляющее».

Вторая пошла быстрее первой. Фольклор алкогольного сообщества требовал: «между первой и второй перерывчик…» И мы свято придерживались этим традициям завещанным нам… Словом, кем-то там завещанным. Если завещанным вообще.