Фёдор Титарчук - Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х

Глава 16. «Пригородная дискотека»

Существовало такое развлечение в нашем сером будничном времяпрепровождении, как поход на дискотеки. В том числе и на так называемые пригородные, где старая «Весна», пьяный ди-джей, толпа перепившихся и обкуренных тусующихся в обязательном порядке должна передраться… Собственно, нечто подобное случается и с нами – сталкиваемся с Узловскими и пока те путаются в своих пьяных телах да валятся с ног, с доблестью ретируемся с поля боя, по дороге теряя Димку Первого (выпал из мотоцикла) и сочиняя оды о великой нашей победе.

Глава 17. Последнее лето

Самая большая и кульминационная глава.

Все начинается в квартире Ветала, где, по началу все напиваются, ссорятся с соседкой, теряют в трех комнатах Ватрона, ищут – безуспешно…

Глава Эпилог

А утром, с первыми лучами восхода, пошел дождь. Мелкий мерзкий уже осенний дождь, отрезая прошлое навсегда…

Далее следует краткий рассказ кто кем стал и как чья сложилась жизнь. Но как бы то ни было, а дорожки наши разошлись. Мы стали чужими людьми в силу наших набиравших силу различий.

Финал.

Весна. Не та промозглая и водянистая весна, что приходит сразу же за последними морозами и знаменуется ручьями, всплывающими бутылками, шприцами и прочим мусором, что уже годами не убирались и ещё столько же не будут убираться, образуя поначалу кучи, потом привычный ареал обитания, а далее – формируя наслоение, зарастая пылью и песком, создадут так называемый культурный слой. Какой слой? Какая культура – такой и слой. И хули тут ожидать?!

Я выбрался на улицу, переступил не то через собачьи экскременты, не то просто через нечто, что любил выбрасывать со своего балкона наш сосед, давно ушедший в синева после распада Союза. Переступил и с чувством юношеского максимализма отправился нарезать круг вокруг «интерната», попутно собирая охочих к такому времяпрепровождению. Охочие находились, более того, в них нехватки в принципе не бывало. Погода кричала… Но кричала она каждому своё. Кого упрекала в том, что он до сих пор не пьян. Кому-то напоминала о жизни и её продолжении, пробуждая в нем половой инстинкт и тягу к продолжению рода. Нет, род ни кто особо продолжать не спешил, всех нас больше интересовал сам процесс.

Собственно, вокруг этих двух аспектов – выпить и найти кого-то (ну, хотя бы, на крайний случай, просто потрепаться об этом) и сводилась вся наша жизнь. Яркая и романтичная. Хотя, нет, не все вспомнил – были ещё карты, мордобой и иногда книги, исключительно фантастика, реже – нечто до жути комичное, высмеивающее в той или иной мере времена совка. Словом, было жить весело и даже то обстоятельство, что каждый день был похож на предыдущий – ни кого не смущал.

Мне и ещё с десятку таких как я было несколько попроще. Мы же были уже студентами, оторвались от мамки, прошли алкогольную школу общежития, наша самооценка не имела границ, как, в прочем, и дыра нашего кармана. Значительно хуже, как мне кажется, было тем, кто остался в этом маленьком городишке, что раскинулся на десятки непредназначенных для жизни холмов с одной стороны реки и постоянно заливаемого при весеннем паводке подоле противоположной. Уж не знаю, чем они тут кроме алкоголизма, блядства и периодического месилова грязи и друг друга в принципе занимались? Ведь делать тут было нечего. Нечего от слова «совсем»! Уж поверьте тому, кто время от времени наезжал в этот городок от миллионного Харькова, кичился своей долей (как, в прочем, и остальные), хотя там и кичиться то было нечем, первым делом забрасывал домой сумки – тогда это был ещё мой дом, который постепенно «уплыл», растворился, аннигилировался – и мчал первым делом по своим дружкам.

Дружки, кто сидел дома, – погода ж дерьмо! Кто заливался алкоголем на «хате», кто пропадал и появлялся спустя некоторое время с историей об очередной победе над той, которая готова была и сама сдаться в плен, причем, едва ли не каждому. А мы, приезжие, но все же ещё коренные, выбирались в грязь и безысходность микрорайона, чтобы порадоваться очередной встрече и провести как-то время.

Микрорайон наш имел два имени. Как то водится, официальное, для документов, и местное, народное, обиходное. Вырос он, микрорайон, по последним планам – обещаниям издыхающего Союза, всем семьям к 2000 году дать по квартире. И вместе с кончиной союза окончилось и его будущее. Два десятка многоэтажных домов с радостью приняли нас, и к громадной зависти и ненависти обложившего микрорайон с трех сторон частного сектора. А далее – Союз как-то сам собой растворился, оставив всех нас с недостроенными соседскими домами, ветрами, что прошивали насквозь не только микрорайон, но и в бытность смерти местной котельной и сами многоэтажки. Кто-то даже говорил, что удалось ему видеть утвержденный план развития нашей местности, составленные ещё во времена Союза. И, говорил, был там и парк, и ещё с полсотни домов, и снесённое под застройку, а ныне законсервированное кладбище, и масса ещё чего… Но дело было в табачном дыму, у кого-то на квартире и разговоров было уже много, а вот слушателей – внимательных слушателей – мало. Да и, по большей части, на подобных посиделках, половине сказанного в принципе верить было нельзя.