Фёдор Титарчук - Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х

Вот так и остался стоять наш микрорайон, окруженный вражеской территорией «местных», которые, через некоторое время стали «своими» в силу своей, как оказалось, против нас немногочисленности и отходчивости. Микрорайон, уходящий по склону холма вверх ровно до той точки, что самый верхний дом по своей высоте едва ли не конкурировал с телевышкой, маячившей в пятке километров, на иной стороне города, на точно таком же холме. Микрорайон, где зимой не было отопления, а летом порой не хватало давления в водяной магистрали чтобы обеспечить нас водой и звонки в горводоканал приводили лишь к одному – нам обещали воду, «А когда?» – «Когда пойдут дожди!» – отвечали нам и вешали трубку.

Наш торговый центр был едва ли не крупнее центрального универмага и, по определению, избыточным. Наша почта смотрела в сторону поросшего полынью поля, за которым начиналось законсервированное и, как говорили, готовящееся к сносу кладбище. Наша водонапорная станция рассыпалась бетонными остовами долгостроя. В брошенные колодцы центрального топления с завидной регулярностью кто-то падал. И не всегда удачно. Наша школа была столь велика, что для её заполнения были пущены автобусы, которые свозили учеников с окрестных сел и туда же после уроков их отвозили. У нас было многое и в то же время не было основного – будущего. По крайней мере в формате этого городка, этого поселка.

Но на дворе были девяностые. Поздние девяностые. Времена Союза ещё ни кто не вспоминал с ностальгией – уж очень была сильна память о временах километровых очередей, тотального дефицита, невозможности сменить работу без многомесячной отработки, справки, что тебя куда-то берут и поиска кандидата, который займет твое место – этакого крепостничества послесовкового периода. На дворе стояли лихие девяностые. Те самые девяностые, о которых сейчас известно едва ли не все и которые, в какой-то мере, даже успели обрасти патиной ностальгии. Но тогда мы знали о происходящем мало, ориентировались на тот кругозор, что дала нам ещё советская школа, верили едва ли не всему, что говорили нам дяди из телевизора и были уверены, что это безденежье, разруха и драные джинсы – это не навсегда. Это всего лишь «межсезонье». Вот, в скором времени, мы расстанемся с тяжестью советского наследия, выдохнем и ещё раз вдохнем, на сей раз полной грудью, и у нас все получится. Мы станем жить не хуже, чем на Западе. Будем работать в процветающей стране, а работы хватит на всех и денег будет столько!!! И все, все, все мы, спустя десять лет – о чем даже писали в «письмах счастья» в последний год в школе – станем рокфеллерами, рок-звездами, светилами науки, крупными бизнесменами, политиками высочайшего полета…

Мы не просто в это верили. Мы были уверены, что именно такое будущее нас и ждет! Не иначе. И пускай сейчас нет денег, тёлы воротят нос и насмехаются, выкрикивая что-то там о материальном достатке практически в лицо, джинсы в очередной раз поштопались, а кроссы переклеиваются уже не первый сезон, но нам хватает на пиво, существуют душевные, понимающие и не столь меркантильные сучки, юношеский максимализм позволяет не видеть проблем и препятствий в принципе. Городок умирает – но это не про нас, страна катится в утиль – но это временно, дяди с телевизоров врут – это тоже что-то да как-то… Всё у нас будет хорошо! У нас, жителей маленького городка на востоке Украины, пацанов конца девяностых, которые просыпались с мыслью о прекрасном будущем, жили в том, что их окружало, и безмерно радовались жизни. Мы в это не просто верили, мы это знали – ведь по-иному и быть не могло! У других, возможно, но не у нас! Мы знали и ожидали, что оно, Большое Будущее, вот-вот само придет и согреет всех нас своими лучами. Обязательно придёт и обязательно согреет! Нужно всего лишь немного обождать… Совсем немного. Самую малость. А пока ждем – ещё одна бутылка пива лишней совсем не будет. Бутылка «Рогани» – тогда ещё настоящего вареного пива.

Весна в том году, что говорится, удалась. Вторая декада мая отметилась легкой робкой листвой, периодами яркого и жгучего солнца, сменяющимися продолжительными периодами похолодания. Яблони давно уже отцвети, абрикосы тоже, трава пошла в рост, но как-то печально, не очень уж уверенно. Май подходил, словом, к концу.

С грязью, я, наверное, несколько перебрал. Подсыхало. И я тому был, естественно, несказанно рад. В полях за школой, под рядами тутовых деревьев что у нас звались шелковицей предстояло нечто, к чему мы, с одной стороны, готовились, с иной – ну не так чтобы уж очень. Элемент непредсказуемости присутствовал всегда.