Евгений Захаров - Летопись Кенсингтона - Кенсингтонский народный фольклор

А венский набор и по сей день хранится у Брайана. Было из-за чего шум подымать!

А обои, приклеенные им, отвалились вскоре прямо ему на голову. И штукатурка. Вообще весь дом рассыпался, как плохой сахар. И ушел Брайан жить к… Но это уже другая история.

Однажды Стингов медведь отравился грибной икрой. Икру он делал сам – собирал опятов и маслятов, пихал их в мясорубку, одной лапой придерживал рвущуюся наружу коричневую скользкую массу, а другой – энергично крутил ручку. Потом добавлял соли и специй по вкусу, и немного свежей зелени – для аромата. Выложив на блюдо икру, он также готовил рагу из петушьих гребней и почек, клал на оное пулярку и подавал себе на стол.

А потом начинал так громко чавкать – чав-чав-чав… Нет, вот как: ЧАВ-ЧАВ-ЧАВ, – что заглушал даже лекции преподобного мессира Д. Р. Дикона по христианству, англиканству и, по особой просьбе Фредди, зороастризму. Боуи еженедельно на два часа запирали в хлеву, дабы простой люд мог прочитать лекцию – каждый, про что хотел. А Дикон хотел читать лекции исключительно на религиозные темы. После лекций происходили шумные диспуты, оканчивающиеся, как правило, кучей-малой…

Но вернемся все же к икре. Медведюшка на этот раз дал маху – побросал в блюдо немного тертой брюквы, а даже сапожнику Флетчу было известно, что от смешения брюквы с маслятами здорово пучит живот и жутко хочется летать. Медведь же, однако, этого не знал, да и вообще он жрал брюкву с чем попало – с семгой, с черничным вареньем, и даже с тараканами. Но с грибами ел впервые. И вот вам результат – охолонулся. Брюхо у него раздуло – будьте нате! Поэтому несчастное животное захныкало и, подойдя к Стингу, жалобно сказало:

– Ну, вот и смертушка моя пришла!

– Кто? Что? Куда пришел? – побледнел Самнер, шустро пряча за спину баллон с пивом. – Не дам!

– Никто не пришел, – разозлился медведь.

– А, это просто ты с ума сошел? – натужно рассмеялся Стинг, пытаясь засунуть баллон в штанину.

– Помираю я, – голосом примадонны сообщил медведь. – Дохну. Подыха-аю!

– Да тебя и колом не перешибешь! – отмахнулся Стинг, и присосался к банке. Медведь, до смерти пораженный таким явным равнодушием со стороны хозяина, так расстроился, что тут же побежал топиться. До Темзы, однако, дело не дошло, так как на набережной Гризлу встретился Фредди, деловито жующий что-то, завернутое в бумажку. Да-да, прямо с бумажкой.

– Чего это ты жуешь?

– спросили они одновременно.

– Куда это ты идешь?

– Куда я жyю? – удивлeннo повторил Фредди. – Ясное дело, в живот! Куда ж еще?! Чего же боле? – и он разразился клохчущим, полузадушенным смехом.

– Чего я иду? – удивленно повторил медведь. – Топиться, ясное дело! Куда же еще? – и он уже приготовился тоже вдосталь наквохтаться, но тут вспомнил о своей суицидной миссии и пригорюнился. – Пропускай, чего встал? У нас район свободный, кто когда хочет, тот и топится! Пропусти немедля!

– Meдля! – упер руки в боки Фред. – Топиться, да? И без моего сыновнего благословения? Ты же мне, – и он всхлипнул, – как мать и отец родной. Ы!

И Фредди с медведем, обнявшись, так захныкали, что Темза чуть не вышла из берегов. Из берегов, впрочем, вышел дедушка Джорджа Харрисона с удочкой и чуть не отхлестал плакунов, еле спаслись они. Но рев все равно не стих, что характерно.

– Летать хочу, – плакал медведь, – а животная сущность не позволяет.

– Заратустра позволяет, – ревел Фредди. – Лети, голуба! Лети на здоровье!

– Крылёв нету! – заливался медведь. – Без крылёв – какой я вальдшнеп?

– Обрезали? – ноздри Фредди затрепетали, чуя несправедливость.

– И не было их! – сухо напомнил мишка. – Я же зверь.

– А, стоп! Крылья! – встрепенулся Фредди. – Всего-то делов… Пошли!

И пошли они не куда-нибудь, а к Дэвиду Боуи. Медведь занял позицию в арьергарде, а Фредди присел под окном у Боуи и закукарекал, подражая Хетфилду:

– А во-от продаю старые дубины! А во-от почти даром новые аксолотли!

Буй, высунувшись на миг из окна (ему стали любопытны аксолотли), попал прямо в лапки медведя, который слегка его прижал и содрал с него крылышки. Боуи тут же сел на землю и заплакал, размазывая по щекам грязь и типографскую краску (как раз за распечаткой свежего номера «Вестей с полей» застали его подлые медвежьи заговорщики). Фредди утешил его куском репки и стал играть с ним в бабки и дедки (это игра запрещенная, и о ней не расскажем).