Выйдя из магазина, пошел в чахлый скверик. На входе сидел в знаменитом «русском приседе» хрестоматийный гопник: в туфлях, кепке, с барсеткой и семечками. Надо же, я думал такие персонажи давно вымерли, а тут вон как. Заповедник какой-то. Пока искал подходящую лавочку, подошел местный ханыга и попросил закурить.
– Не курю, – обошел его и пошел дальше.
Только сел на скамейку, он подвалил снова и с той же точно интонацией попросил закурить.
– За пять минут я курить не начал.
Он посмотрел на меня незамутненным взором и пошел дальше. Интересно, чем он так обдолбился? Спиртным явно не пахнет.
Желудочки оказались жесткими, но вкусными, а пиво вполне терпимым. Поставив опустевшие бутылки под лавочку, достал электронную книжку и погрузился в чтение, время от времени косясь на часы.
К посадке подошла старенькая «газель», которую пассажиры забили под завязку. Один вообще тащил двухметровую сумку со сложенной байдаркой. Постепенно пассажиры сходили в поселках и деревеньках, истаивая словно снег. В «газели» остались двое: я и мальчик.
– Меня Коля зовут, – непосредственно сказал он, протягивая руку.
– Дима, – пожал ладонь мальчика.
Маршрутка чихнула и остановилась. Водитель вылез из кабины, открыл капот. Минут через пять залез в салон и посмотрел на нас.
– Извините, дальше не поедем. Поломался я.
– И что нам делать? – не понял я.
– Хотите, ждите попутки, – он достал мобильник. – Я эвакуатор буду вызывать, – посмотрел на экран мобильника. – Черт, тут сеть не ловит. Придется назад топать, на горку, – с ожиданием посмотрел на нас. – Что решили?
– Я дальше пойду, – сказал Коля. – Мне недалеко уже осталось.
– Вы? – водитель перевел взгляд на меня.
– Я тоже пройдусь.
Мы выбрались из «газели» и зашагали по дороге.
– Ты тут живешь?
– Еще километров шесть и будет моя деревня. А вам куда?
– Да я проездом…
Мы все шли и шли. Когда пересекали заброшенный железнодорожный переезд, Коля споткнулся и я едва успел подхватить его.
– Ты как?
– Кажется, ногу подвернул, – виновато сказал он.
Опираясь на мою руку, подошел к остаткам остановки на дорожной развилке.
– Моя деревня налево. Вот тут раньше автобусы ходили, – сказал Коля, – маршрутки, – уселся на пощербленную деревянную лавку. – Передохнем?
– Немного, – я снял сумку с плеча и поставил на лавку рядом с мальчиком. – Я сейчас, – зашел за символическую, изъеденную ржавчиной, стену.
Желание помочиться прошло после того, как я увидел содержимое выцветших полиэтиленовых пакетов, рядком стоящих за остановкой. Появилось желание согнуться и освободить организм от внезапно поднявшегося к горлу содержимого желудка. В пакетах были неровно отрубленные руки: кисти, кисти с кусками предплечий, кисти с целыми предплечьями. На некоторых руках остались часы… Я в очередной раз пожалел, что ввязался в авантюру.
– Знаете… – мальчик испуганно оглянулся, – тут город есть… только… только…
– Так что там с городом? – я выбрался из-за остановки.
– Вон та дорога к нему, – указал вправо. – Но я бы не ходил… Туда никто не ходит…
– Ты посиди тут, сумку мою посторожи, а я схожу – помощь приведу.
Не слушая возражений Коли, оставив свою старенькую спортивную сумку, пошел по дороге. По правде сказать, в ней не было ничего ценного, да и сама сумка давно отслужила свой век. Так что если Коля свалит с ней вместе, я не особо буду переживать. Сейчас мои мысли занимал таинственный город.
Он вынырнул из-за деревьев внезапно, словно прыгнул навстречу. Я никогда не был в Европе, но именно так представлял старую Прагу или города Австрии. Словно зачарованный, вошел в город и остановился посреди улицы. Все, как показывали на экране в незаметном кабинете, пропахшем холодным сигаретным дымом. Широкая улица, не заасфальтированная, а мощеная булыжниками. Длинные ленты рельсов, будто расплющенные в бесконечность наковальни. И дома: двух и трехэтажные, из красного и желтого кирпича.
– Нравится наша архитектура?
Я оглянулся. Старичок в пальто, с тростью в левой руке и с зонтиком подмышкой, дружелюбно смотрел на меня.
– Красиво.
– Эх, молодой человек, разве ваше поколение в состоянии вербально оценить красоту? – лицо старичка изобразило искреннее сожаление. – Описать ее во всех красках и оттенках?
– Мне сорок лет, я не так уж молод.
– Полноте, – отмахнулся, как от чего-то несущественного, – вы еще ребенок, по сравнению со мной. Как немец.
Читать дальше