Максим Злобин - Белая Рать

А чего бы и не выплюнуть, раз бояться больше нечего?

Отчасти, свое прозвище он получил по праву. Однажды он и впрямь побывал в ведьмином доме. Тогда Пересвет как бы невзначай отметил незаурядное убранство ее жилища. Вместо дверного засова, например, ведьма пользовалась оторванной человеческой рукой. С потолка густыми каплями сочилась кровь. На всю хату воняло вареной кошатиной, а еще, помнится, уж больно затейливо Былицинская натянула на ткацкий станок чьи-то кишки.

В этой же избе было светло и чисто.

Невыносимо вкусно пахло свежим хлебом. Подчеркивая гостеприимство, на столе разлеглось праздничное красное сукно. На нем стояла крынка молока, несколько деревянных чаш и блюдо с баранками.

На белой печи – так чтобы сразу бросалось в глаза, – выстроились в ряд матрешки. Своего рода драгоценность, если припомнить что сельский люд не богат шелками, фарфором и ночными горшками из чистого золота.

По первому впечатлению Пересвету дом понравился. Хороший дом. В каждом его уголочке незримо чувствовалась рука хозяюшки.

Да и сама хозяюшка была хороша. Лет сорока, ладная женщина в опрятной чистой рубахе и красной юбке. Юбка, по всей видимости, была пошита с той же пряжи что и парадное сукно на столе.

И ничем, окромя зеленых глаз, хозяюшка не походила на ведьму. А за глаза не убивают.

Точнее, убивают, но не у нас, – поправился Пересвет Лютич.

Буквально пару месяцев назад он вернулся домой с чужбины. Слава богам, закончилась его поездка на запад в качестве охранника каравана. Там-то он и насмотрелся на то, как забугорные коллеги Рати, что называют себя Святой Инквизицией, убивают и за глаза, и за веснушки, и за слишком низкий голос, и за слишком высокий голос, и за чрезмерную красоту, и за излишнее уродство.

– Ну и что у вас тут, матушка? – спросил Пересвет.

– Да вот же…

Стыдливо опустив глаза, хозяйка отвела руку в сторону мужа. На свадьбе таким вот жестом обычно представляют родственника, за которого ближе к вечеру обязательно станет стыдно.

Как уже говорилось ранее, Глеб сидел в углу. Он прижимал к себе зареванную девчушку лет пяти и ошалело озирался по сторонам.

Прямо перед собой пастух провел мелом на полу кривую линию. В этой своей трогательной наивности он превзошел дрозда, уверенного в том, что вон тот гигантский урод в его гнезде, сжирающий за день больше чем весит он сам – это не что иное, как плод его маленьких дроздовых чресл, а вовсе не подкидыш-кукушонок.

Порой толковая нечисть может выгнать из круга, – подумал ратник. – А из этой недоделки и подавно…

– Что ты с ней разговариваешь!? – заорал пастух. – Убивай ее! Она же ведьма! Ведьма!

– Я все понял. Успокойся.

Пересвет улыбнулся мужику, а после вновь обратился к его жене:

– И давно это с ним?

– Уж третий день как.

– Выпивал?

– Нет, Пересвет Лютич. Не пьющий он у меня.

Значит не горячка, – смекнул одноухий. – И не грибы. От грибов морочит самое большее сутки. Нет-нет-нет. Тут что-то другое…

– Ведьма она! Ведьма! Не слушай ее!

– Да ну какая же ведьма? – ответил ратник с раздражением. – Глеб, не дури. Ты посмотри, какой дом у тебя богатый. Вон, гляди-ка, даже матрешки есть. И дочь красавица. И жена, того и глядишь украду сейчас.

Хозяюшка улыбнулась. С этой ее улыбкой отпали последние сомнения.

Не могут такие глаза, будь они хоть самыми зелеными на свете, принадлежать ведьме. По неглубоким морщинкам, что обрамляли их, растеклось само добро. А будь у добра свой собственный цвет, так им бы тотчас озарилась вся хата.

– Так что давай, вылезай из угла. Пусти стужу в голову и расскажи спокойно, с чего это ты вдруг супружницу в колдовстве винишь. Расскажи все, как есть. А там, глядишь, разберемся в чем дело.

Позади Пересвета кто-то кашлянул. Не успел ратник обернуться, как заискивающий голос спросил у него:

– Ну что?

Как оказалось, вслед за Пересветом в дом вошла парочка коренастых мужиков, отличных друг от друга лишь по цвету порток, а вместе с ними он… сухой старик с вилами .

– Не ведьма? – полюбопытствовал старик.

– Нет, не ведьма.

– А Глеб? Может быть это Глеб упырь?

– Нет.

– Так может малая? Малая-то с нечистым якшается?

– Нет.

Старик тихонечко взвыл. Уголки его дрожащих губ потянуло к земле. Он бросил вилы и резким шагом двинулся прочь из избы. Один из мужиков, было дело, попытался остановить его со словами: «Володь, ну ты чего?», – но старик в ответ крепко боднул его плечом, послал всех присутствующих к чертовой матери и выбежал на улицу, прикрывая лицо руками.